Привала не будет | страница 20
— Правее забирай. Правее! — под самое ухо, но яростно кричал ему связной.
Взрывом еще одного снаряда тряхнуло дом. Алгадай, подброшенный вначале, упал грудью на пулемет. Он и сам в этот миг не понял, отчего вдруг ослабел, тело не стало повиноваться. Только руки оцепенели в мертвой хватке, и его товарищ, тоже раненный, слышал, как пулемет разряжал долгую ленту пуль…
Нагрянувший эскадрон отнял село. И прежде чем командир поднялся на чердак и увидел картину смерти Алгадая, была страшная, мстительная рубка, после которой ни одного фашиста не осталось в живых.
…В далекий Казахстан пришла скорбная, опаляющая холодом, весть: «Пал смертью храбрых…» Старый, уже угасавший Джамбул молчал денно и нощно… Потом попросил, чтобы дали ему домбру. И запел:
Ходит в Казахстане молва: молодой беркут, умирая от неверной и злой пули, припадает в последний миг к своему гордому и сильному родичу. Клюв с клювом прощально смыкаются, будто старый беркут хочет вдохнуть умирающему молодому беркуту жизнь…
Вот так и Алгадай в свою предсмертную минуту вспомнил — не мог не вспомнить! — отца; это он, старый акын, любя своего сына, вместе с жизнью дал ему гордую и крылатую песню, которую нельзя ни заглушить, ни убить, и эта вечная песня стала продолжением его жизни.
ПЛАМЕННЫЙ РУБЕН