И вот сейчас Карфаген захотел напасть первым.
Ганнон прекрасно понимал: скоро наступит завтра, и многие из присутствующих пожалеют о своих словах и мыслях, вспомнив о своих капиталах, кораблях, сделках, сорванных грядущей войной, но это будет только завтра, а сегодняшнюю битву в Совете против сторонников ненавистных Баркидов он безнадежно проиграл.
Ганнон не знал, да и не мог знать, о том, что влюбленный до беспамятства Козленок рассказал своей красавице-жене о содержании его будущей речи в Совете. Рамона же не преминула поведать обо всем отцу. Тот, в свою очередь, успел донести нужное до своих сторонников. Поэтому слова Ганнона просто не могли достичь должного эффекта. И все эти канделябры, ожерелья, тени и мистические отблески оказались обычной глупостью политика, чья самоуверенность и недальновидность топили его корабль в бурных волнах истории.
Итог заседанию Совета подвел старый Гамилькон, объявивший римским послам волю Карфагена:
– Ганнибал не будет выдан Риму. Ни при каких условиях! Войну начал Сагунт, напав на поданных Карфагена – турдетан. Сенат и народ Рима поступают несправедливо, если ради предателей - сагунтийцев жертвуют дружбой и союзом с Карфагеном. Однако Совет надеется, что конфликт все-таки будет улажен…
***
Испания, военный лагерь карфагенян, 219 г. до н. э.
Ганнибал залечивал рану, но не сидел (точнее – не лежал) без дела. Ходить ему было тяжело, и поэтому его шатер никогда не пустовал.
– Полководец ранен, но армия должна быть при деле! – твердил он своим подчиненным.
Впрочем, его солдаты и не думали бездельничать. Вскоре парк осадных машин был полностью готов к бою, и Ганнибал отдал приказ к штурму.
Он сидел на высоком передвижном помосте, специально склоченным для него, и раздавал приказы направо и налево:
– Лучники, вперед!..
Труба ответила ему грозным ревом, испанцы, балеарцы и нумидийцы стали осыпать город стрелами.
– Осадные машины!
Снова затрубили горнисты, и прикрытые навесами тараны с ужасным скрипом поползли к городу. За ними двинулись застрельщики, конные и пешие, расчищая дорогу дротиками и стрелами.
Путь до стен был тяжел и опасен: не всех защитников города удавалось загнать в укрытия. Многие умирали, но успевали поразить врага; другим везло больше, и они убивали карфагенян, а сами оставались невредимыми. Вот упал с коня пронзенный фаларикой нумидиец; за ним последовал карпетанин, инстинктивно схватившись рукой за дротик, пронзивший его шею; рухнул, не успев раскрутить над головой свою смертоносную пращу, балеарец, которому сагунтийская стрела угодила в глаз…
