«Ты говорил с ним?» — осторожно подумал тот.
«Ты заметил», — произнес демон, и Астрей услышал в мысли горькое веселье.
«Да, — сказал он. Во время посещения Просперо было мгновение, когда он отвернулся от Аримана, прежде чем вернуться, и услышал слова, произнесенные за гранью осознания. — Что ты ему сказал?»
«Только то, что требовалось сказать».
Он почувствовал, как сквозь тело и душу прокатилась дрожь. После обещания мести он успел зайти так далеко, что никогда не спрашивал…
«Почему ты помогаешь мне?»
«Ты спрашиваешь об этом теперь?»
«Ты сказал Ариману что-то… что-то, что он понял. Я почувствовал это. Ты…»
«У меня есть собственные причины для того, что я сделал и делаю. Они — моя… природа».
«Почему?»
Хохот демона вскипел у него в разуме и выплеснулся изо рта. Смертные скоты в зале начали пробуждаться, резко поворачивая к нему головы.
— Поздно спрашивать об этом. Слишком поздно, — произнес вслух демон.
Астрей сжал зубы, чтобы не говорить этих слов, но демон продолжил монолог у него в мыслях: «Ответ не значит ничего. Все, что теперь важно, — это то, что было важно для тебя, когда ты позвал меня. Ты получишь месть, которой жаждешь. Это я тебе обещаю».
+Повелитель, — послал Зуркос. Закутанный в плащ колдун дрожал на краю озера сворачивающейся крови. — Это…+
Берущий Клятвы кивнул, и Астрей с демоном ответили в один голос:
+Дело сделано, путь открыт, узы сотворены. — «Монолит» застонал в ответ. Плиты и решетки искривились, когда варп вновь потянулся и вцепился в него. — Мы возвращаемся в варп. Мы идем в бой+.
«Монолит» содрогнулся. На его корпусе заплясали молнии, пронзая корабль до самых костей. По залам эхом разнеслись крики мутантов. Берущий Клятвы, находившийся в своих покоях, поднял посох и промолвил древнее слово.
От него распространился свет, прокатившись по кораблю, будто ночь, бегущая от восходящего солнцем. В «Монолит» хлынул варп. Из теней вытряхнулись демоны и ухватились за корпус.
Мелькнув в последний раз, «Монолит» нырнул обратно в Великий Океан.
Кнекку продолжал подниматься, но ступени, которые он выбирал, неизменно уводили в никуда. Изо всех углов ответвлялись новые пролеты — иногда вверх, иногда под прямым углом к тому, на котором он стоял. Неважно, куда он решал идти дальше, мир подстраивался под него, меняя верх на низ, а низ — на верх. Образы, создаваемые ступенями, никогда не бывали одинаковыми, и все же его неотступно преследовало чувство, что он не двигается вовсе, а ответвления каменных пролетов просто вращаются вокруг него.
