Цотнэ, или Падение и возвышение грузин | страница 46
Раньше Шергил был даже грубоват с детьми. Постоянно находился он при дворе и в походах, а возвратившись домой, все свое время уделял управлению княжеством. Любил охоту, игру в мяч и пиры. Дети же были целиком отданы на попечение и заботы матери, воспитателей, учителей. Правда, Тамар умела найти путь к его сердцу. Очаровательная девочка, неугомонная щебетунья, увидев отца незанятым, сама бросалась к нему, залезала на колени, ласкалась, Угрюмый по природе и огрубевший в походах, Шергил смягчался от ласк маленькой Тамар, терял голову и, как прирученный зверь, становился слепым исполнителем любых ее желаний и причуд.
Цотнэ был более тихим мальчиком. Он не умел непрерывно болтать, как Тамар, или нежно ласкаться. Поэтому затормошенный ласковой девочкой отец иногда даже не замечал своего наследника. Но после того, как девочка погибла, а сам князь потерял зрение, он внезапно переменился. Единственной целью своей жизни Шергил считал теперь воспитание сына. Конечно, и до этого Цотнэ был для отца продолжателем рода, наследником, Шергил считал своей обязанностью оставить ему могучее и богатое княжество. Но сейчас жестокосердый и суровый в сражениях воин, увечный князь, единственной своей целью, своим жизненным призванием считал внушение своему наследнику отваги и рыцарских обычаев, подготовку его к героическим делам.
Шергил наблюдал за занятиями наследника и за учителем, следил, как упражняется мальчик в прыжках, стрельбе из лука, фехтовании, в верховой езде и в игре в мяч. Князь не видел, но опытным сердцем испытанного рыцаря чувствовал, где и в чем испытывают трудности ученик и учитель. Сам брался за меч и хорошо отработанным движением показывал, как надо бить мечом, как отразить удар противника. Чувствительный мальчик видел, что отчаявшийся* в жизни отец, тренируя сына, забывает собственные злоключения, отводит душу и этим вселяет в себя бодрость.
Неразговорчивый князь в последнее время стал с Цотнэ даже красноречивым. Присев где-нибудь вместе с наследником, он с увлечением рассказывал о виденном и пережитом. А рассказывать одишскому владетелю было о чем: о походе на Грецию и взятии Трапизона, о сражениях за Ромгур, Казвин, Ардавел и Хлат, в которых Шергил Дадиани отважно действовал мечом и, вернувшись с победой, не раз удостаивался благодарности великой царицы Тамар, был награжден за свои ратные труды, за верную службу престолу и отечеству.
— После победы под Тавризом двинулись мы в сторону Мианэ, — рассказывал Шергил. — Мианэ это такой небольшой город. Ни мощностью крепостных стен, ни количеством жителей его не сравнить с Тавризом. Мелик и не думал сражаться с грузинами. Подобно тавризцам, он запросил мира и предложил дань. Мы согласились, и мелик явился к нам. Это был красивый и сладкоречивый молодой человек. Он преподнес нам много золота, драгоценных камней и жемчуга, устроил пир и веселился вместе с нами. Он сидел среди наших военачальников, испуганно заглядывал нам в глаза, будто молил о пощаде. Но я тогда уже заметил, что он исподтишка наблюдает за нами, внимательно рассматривает оружие, во время разговора словно невзначай спрашивает, далеко ли мы собираемся идти дальше, сколько у нас лошадей, сколько за нами следует обоза, на сколько людей он должен заготовить для нас провизию.