В конце концов и сам царь Абенес уверовал в Христа, и вся страна полностью стала христианской. После смерти Абенеса Иодасаф решил осуществить свою давнишнюю мечту. Он покинул дворец и вместе со своим наставником Балаваром уединился в пустыне, где начал новую жизнь.
Спустя много лет Иодасаф был признан святым и обрел себе жизнь вечную в царстве небесном наравне с господом богом.
Пастырь Ивлиан с увлечением рассказывал о жизни и о приключениях святого. Описывая хитрости, к которым прибегали прелестницы, чтобы соблазнить царевича, он понижал голос, и на лице его изображалось омерзение. Излагая божественные притчи, он сам испытывал удовольствие, улыбка освещала лицо, как будто сила веры Балавара переходит на него самого. Он начинал возбужденно и убежденно проповедовать. А когда рассказывал о кончине святого, то голос у него задрожал, а на глазах появились слезы.
— Совершил ли царевич какой-нибудь грех? — немного помолчав, спросил Цотнэ.
— Был он безгрешен и невинен, ибо рос в уединенных палатах, в отдалении от мерзостей этой жизни. Поэтому он не знал ни счета времени, ни болезней, ни дурных помыслов.
— А если был бы грешен Иодасаф, простил бы его господь, удостоил бы царства небесного?
— Бог милосерден и великодушен. Покаяние грешника и обращение его на путь истинный радуют господа. Много было язычников, проливавших по неведению христианскую кровь. Потом, когда глаза у них открылись, они искренне каялись в содеянном и святостью своей удостоились вечной жизни.
Цотнэ радовался этим словам. Если господь прислушивается даже к язычникам, проливавшим христианскую кровь, и прощает им содеянное зло, тем более он отпустит невольный грех неразумному отроку.
Князь и княгиня каждый день ходили в храм и всегда брали с собой Цотнэ. Проходя мимо могилки Тамар, Цотнэ часто видел там распростершуюся ничком на траве кормилицу Уду, и каждый раз, когда он видел ее, сердце у отрока замирало, лицо начинало пылать, он отворачивался и старался побыстрее пройти мимо.
С самого начала он ни умом, ни сердцем не мог поверить в смерть сестры, а поэтому холмик земли, который назывался могилой Тамар, не вызывал у мальчика никаких чувств. Для него Тамар оставалась по-прежнему все такой же живой резвуньей, которая пока исчезла куда-то, но вот-вот опять попадется навстречу и они будут вместе играть и бегать.
Но Гугута... О Гугуте Цотнэ вспоминал совсем по-другому. Оживала в сердце затаенная боль, напоминавшая о том, что в исчезновении Гугуты есть доля вины Цотнэ.
