— Где же ты жил, что делал?
— В гостинице «Дзябран». Выходил очень редко. Много писал. Для себя, чтобы лучше понять, разобраться во всем…
— И ты понял?
— Да, простую истину, что проживи я и двести лет, не понять мне до конца сущности человеческой жизни. Бера оплакивали недолго…
— Да, люди быстро все забывают.
— Именно так. Я разочаровался в науке людей. — Дьондюранг вздохнул. Когда мне стало ясно, насколько мало я значу в этом мире, мне захотелось, по крайней мере, рассказать об этом. И я написал пьесу. Отдавать ее в инканский театр было рискованно, все сразу поняли бы, кто убил Бера. И я избрал Землю.
— А какова судьба твоей пьесы?
— Сегодня премьера на сцене вашего театра.
— Так это твоя пьеса?
— Ты читала мои книги?
— Нет, Дьондюранг. Но если б я только знала… Если б я знала, что ты живешь, пишешь книги…
— Вот в чем наше несовершенство, всех биокиберов. Мы — каждый сам по себе.
Закончился первый акт спектакля. Зрители начали выходить из зала, занимали столики театрального буфета.
— Антракт, — виновато улыбнулась Дьондюраза. — Мне нужно туда… — и указала рукой.
И тут вдруг Дьондюранг почувствовал на себе чей-то сосредоточенный взгляд. Взгляд этот, безусловно, не впервые останавливался на нем. Не было сомнения, его внимательно рассматривают.
В фойе заходили новые зрители, устраивались за столиками. Дьондюранг, не оборачиваясь, анализировал спектр взгляда. Быстро просмотрел поднятые из глубин подсознания все замеченные на себе ранее взгляды. Сравнил с теперешним. Да, сомнений нет: на него смотрел профессор Тихон Раст, в прошлом правая рука Бера в Центре проблем долголетия. А сейчас? Кто он сейчас?
— Возле вас свободно? — послышался голос Раста за спиной.
— Прошу. — Дьондюранг отхлебнул пива из своей кружки, подвинул стульчик.
Раст заметил на отвороте пиджака Дьондюранга красную розу, символ представителя искусства, и немного смутился. Сел неуверенно. Налил и себе пива, поставил бутылку на стол.
Дьондюранг ругал себя за все, совершенное сегодня. И особенно за желание поговорить с Дьондюразой. Мало ли что они созданы на одном комбинате, что когда-то работали вместе! Сантименты. Как цепная реакция, множится любая ошибка, как волны на воде, затухает истина, ожидая нового всплеска. Зачем было ему рассказывать про убийство Бера? Разве от этого хоть что-нибудь изменилось? А теперь Тихон Раст — как продолжение или окончание ошибки. Он сейчас скажет что-нибудь про Инкану, заговорит о Центре проблем долголетия, вспомнит Бера, внимательно наблюдая за собеседником. Вот только красная роза явно смущает его.
