Я свернул в переулок между Национальным Банком и Английским посольством. Не так давно тут построили скверик. Он мне очень нравиться. Особенно вечером, когда зажигают белые фонари. Я прошел по центральной аллее в противоположный конец сквера и сел на скамейку. Руками оперся сзади себя и стал смотреть в небо. Дождь больно был меня по груди и лицу. Но мне это очень даже нравилось.
Что чувствуют капли, когда летят вниз? Наверное, им не хочется разбиваться. По крайней мере, если бы я был каплей, то думал бы именно об этом. Хотя с другой стороны, это так здорово — СВОБОДНЫЙ ПОЛЕТ.
Мне захотелось покурить. Только сигареты мои, обе пачки, превратились в кашу. Я выкинул их в урну, стоявшую рядом со скамейкой. Деньги тоже размокли, только выбрасывать я их не стал. Решил, что когда приду домой, то обязательно высушу их утюгом, или на батарее.
Дождь стал заканчиваться. Я встал и побрел домой.
Давно в Минске не было такого дождя. Когда я был маленький, я от кого-то услышал, что когда идет дождь, то это значит, что тот, кто умер, не хочет уходить на небеса. Если это правда, то кто-то очень любил жизнь…
Когда я вышел из института первое, что мне бросилось в глаза — это роскошный, черный «BMW». Передняя дверь справа была открыта, а на сиденье сидел Антон. Сидел и курил. Увидев меня, он махнул рукой, чтобы я подошел. Когда я приблизился, он широко улыбнулся. Из машины вышел водитель. Здоровый, коротко стриженый парень в спортивном костюме. Так ходят только в спальных районах. В каких-нибудь Шабанах.
— Знакомьтесь. Сергей — это Тимур. Тимур — это Сергей, — представил нас Антон.
Мы молча пожали друг другу руки.
— Нравиться тачка? — продолжал свой треп Антон. — Чуваку бабки были срочно нужны, так он и продал ее, — он постучал ладонью по крыше машины. За четыре косаря. Пожалел я его просто. Можно было меньше дать. Но моя доброта победила.
— Лживая добродетель…
— Чего? Что ты имеешь в виду?
— Доброту свою засунь себе в задницу. Она тут не причем. Правильней сказать — ее тут просто нет. Нет, и не было. И я сомневаюсь, что она когда-нибудь у тебя появиться. Ты всего лишь воспользовался положением другого человека. И я тебя не осуждаю. Мало, кто поступил бы иначе. Вот только не надо мне тут разглагольствовать про доброту. Гуманист…
Видно было, что Антону не очень понравилось все, что я ему наговорил. Не знаю, думал ли он иначе. Или наркотики совсем сожгли его мозги, что он просто не мог сообразить, что ответить, но он сказал:
