Война за океан. Том второй | страница 80



Гончаров весьма занимал Муравьева. Деятельных, чем-либо отличавшихся людей он переманивал к себе всеми способами. Завойко оставил службу в Компании, преосвященный Иннокентий улыбнулся Аляске… А в Иркутске – Струве, бурят с высшим образованием Банзаров! А Миша Корсаков, а камер-юнкер Бибиков! Декабристы были советниками генерала. Петрашевскому он давал возможность проявлять свои таланты по службе, да тот не стал. Личность с норовом, и Николай Николаевич зол, терпеть его не может. Но и без него сила могущественная, нет ничего подобного ни в одной губернии!

– Все руды для будущей промышленности, скот, земли, леса, какое население отважное, прилежное и практическое, не знающее помещичьего угнетения! Вас, российского человека, поразит Сибирь! Поэтому, господа, мы с вами и трудимся здесь, открывая путь России через Сибирь к Тихому океану!

Генерал стал прощаться, энергично пожимая руки.

Вельбот подан. Адмирал шел провожать.

«Настоящий янки!» – подумал Гончаров, глядя, как быстро сбежал по трапу Муравьев.

«Теперь, кажется, не страшно оставлять Гончарова, – думал Муравьев. – Однако боже упаси подпускать его одного к устью Амура. Там Невельской со своей братией! Могут начинить его порохом! Нет, уж я сам буду его проводником! Так понадежней!»


Гончаров смотрел с борта «Паллады», как на шхуне подымали якорь. «Я рад буду видеть вас в Иркутске», – звучали в его ушах последние слова Муравьева.

Когда «Паллада» впервые вошла в Императорскую гавань и тихо двигалась вдоль ее крутых лесистых берегов, все были поражены таким чудесным открытием. Но вдруг представилась страшная картина – кладбище умерших за зиму. Дорого заплачено.

Гончаров был вне себя от гнева и ужаса. После двухлетнего путешествия пришли на русский пост и увидели все то же – тут злодейски морили людей. Вспоминались ужасы русской жизни, от которых отвыкли, подобных, кажется, нигде нет, даже в Африке.

Никогда бы так ясно Гончаров не представлял себе замысла своего «Обломова», если бы не объехал вокруг света. Верен замысел! Даже еще ужасней должен быть изображен Обломов. Ты, русский барин, – размазня, сущий в каждом чиновнике и помещике, живущий трудом крепостных, из-за тебя здесь гибнут герои, из-за твоей лени. У нас государственными делами ворочают карьеристы-иностранцы! Молчать нельзя!

Правда, обломовщина, как ни удивительно, есть и в англичанах, и в других народах. Да ведь иначе бы и слов «лень», «лентяй», «праздношатающийся» не было бы на их языке. Но нигде эта обломовщина так не видна отчетливо, как в русском дармоеде на шее своего народа. Нельзя более терпеть крепостного права!