– Еле ушли из Кальяо, – рассказывал Изылметьев, сидя в своей каюте напротив Василия Степановича и вытирая лоб платком. Словно он только что сам убежал от врага.
– Дальше – шестьдесят шесть тяжелых и полуголодных дней перехода через океан…
– Так у меня не лучше, Иван Николеавич, и тоже нет продовольствия, хотя на сопках растет черемша и ходят медведи, которых мы убиваем. И хотя у нас нет муки, но мы духом не падаем, а черемшой и молоком поставим на ноги всю вашу команду. И забьем для вас несколько бычков и кабанчиков! А теперь скажите, что известно вам, какие суда врага придут на Камчатку? Скоро ли? Где та эскадра, что стояла в Кальяо?
По словам Изылметьева, враги ждали подкрепления – других кораблей. Все эти вопросы обсуждались в каюте капитана, а потом на берегу, в кабинете губернатора.
А от «Авроры» одна за другой отваливали шлюпки… Нездоровые, уставшие, полуиссохшие от голода, но надушенные, в новеньких блестящих мундирах, юные офицеры съезжали на берег, направляясь на обед в дом губернатора.
Потом опять пошли шлюпки с больными и умирающими. Их ждали на берегу солдаты с носилками.
– Вот чего дождались! – говорили в толпе обыватели. На берегу царило мрачное молчание. Изредка слышались стоны и вздохи.
Печальная вереница носилок потянулась к городку. Больных велено было класть в домах обывателей, и Губарев уже ходил и назначал, кому и сколько.
Разговоры в кабинете Василия Степановича продолжались.
– У меня уже есть план, как вылечить всю вашу команду, а затем как общими силами оборонять Петропавловск.
– Но судно должно следовать в Де-Кастри.
– Вот я и хочу сказать вам, что «Аврора» никуда не пойдет из Петропавловска. Я как губернатор и командующий всеми морскими силами приказываю вам остаться здесь и вместе с гарнизоном города принять меры для защиты от неприятеля!
Иван Николаевич, чуть привставая, почтительно поклонился, как бы показывая, что спорить не собирается и принимает приказание как должное и согласен с Завойко не только как с губернатором, но и по сути дела. Конечно, мало радости одному судну выдержать бой с целой эскадрой. Но он понимал, что у Завойко нет иного выхода, как отдать такой приказ и обороняться до последней капли крови. Изылметьев понимал также, что не смеет настаивать на уходе своего корабля в Де-Кастри не только потому, что обязан исполнять приказание, отданное так твердо и решительно. Долг и честь обязывали его не покидать город и порт, которые Завойко с такой решимостью и отвагой готов оборонять.
