«Вот это дал!» – подумал Хабаров. Он разглядел на пароходе огромную пушку.
Другое английское ядро ударило в скалу над батареей, дождь каменных осколков посыпался сверху в парус. Его рвало, но на людей осколки не попадали. Под седыми бровями Логвинова гордо сияли острые стариковские глаза.
«Хотя и некрасиво, но живы зато!» – думал Хабаров.
А комиссия долго спорила. Все решил Завойко: велел растягивать парус, не стыдиться.
Ухнула бомба прямо по батарее, полетели вверх земля, бревна, костер с дровами сдунуло, как пушинку… Вражеская эскадра дала еще несколько разрозненных выстрелов, и вдруг одно за другим суда стали трогаться. Союзники отошли и стали в двух милях от берега. Еще раз грозно ухнула огромная пушка парохода. Суда противника стали в линию и отдали якоря. Канонада стихла.
Маркешка ломал голову, как бы так устроить, чтобы пушки били подальше. Английское ядро с парохода, перелетевшее через его голову и через гору и чуть не угодившее в город, сильно его озаботило.
Глава третья. Военный совет
В конце стола, в своем постоянном кресле, положив на стол большие руки, сидел сутуловатый и широкоплечий Прайс. Огонь с двух сторон освещал его узкое лицо с седыми волосами и крупным носом. Властный и холодный вид. Глаза синие, в старческих мешках, смотрят как бы поверх всех, и не потому, что адмирал выше всех ростом, это, кажется, невольно выраженное сознание духовной высоты, словно окружающие еще дети, а не надменные и важные офицеры, из которых ни один не походит на другого. У каждого своеобразно закручены усы, пущены бакенбарды, сбиты волосы и зачесаны лысины. Каждый по-своему горд, выражение достоинства в этот миг, когда началось заседание, на всех лицах. И кажется, каждый полон отваги и готов ринуться на врага.
И каждый разнится то манерой одеться, то кольцами на руках, то часами и цепочками или очками, даже манерой сидеть, смотреть, хотя все очень вежливы друг с другом и беспрекословно почтительны с адмиралом.
Собрались капитаны шести кораблей. Французы и англичане, офицеры двух лучших в мире флотов, принадлежащих воинственным нациям, богатым и цивилизованным. Люди, смолоду находившиеся в особенном, привилегированном положении, наделенные властью, уважением и любовью общества, привыкшие к преклонению окружающих.
Но находившиеся здесь французы терпеть не могли сидевших рядом своих союзников – англичан, хотя и прощали своему правительству проанглийскую политику, поскольку она позволяет Франции взять реванш.
