«Пришли англичане», – думал Александр Максутов, распростившись с братом Дмитрием, спеша в этот ранний час на свою батарею.
Оба брата командуют батареями, и у каждого по десять орудий. В руках братьев главные ключи к обороне. Батарея Дмитрия на берегу в городе, чуть не рядом с «Авророй», и с ней вместе составляет как бы внутренний защитный пояс самого города. «Аврора», конечно, еще сильнее его батареи. Она – основа артиллерийской силы. Изылметьев – старый боевой конь, охулки на руку не положит!
Батарея Александра на внешнем поясе, она на седловине, на вершине хребта между двух сопок – Сигнальной и Никольской. Сюда втащены корабельные орудия большого калибра.
Да, сомнений не было. Это англичане. Кто еще? Американская эскадра из Японии? Вряд ли! Отброшены прочь все предположения, что враг сюда не пойдет, а с ними вместе как рукой сняло и скуку.
«А вот Пилкин не верил, что враг явится, и мечтал о жуировании в экзотических портах», – думал бежавший на батарею Сигнального мыса вместе с губернатором лейтенант Федоровский, прикомандированный к нему своим капитаном.
Впереди, где-то за скалами ворот, далеко в море теперь стоит целая вражеская эскадра. Надвинулась туча, начиналась война, может быть, каждого из защитников города ждет смерть. Начало войны каждый почувствовал в этом стуке и гуле приближающегося парохода. И казалось Федоровскому, что только один Завойко, этот упрямый человек, сейчас не боится, что он все ждал врагов и наконец рад, что дождался. Он все предвидел, и на него была надежда в беде, как на отца.
Завойко исполнил свое обещание. Он пришел на первую батарею, поздоровался с командой и с Петром Федоровичем и встал с трубой в руках на скалистом косогоре, чуть повыше площадки с батареей, среди переломанных кустарников. Одна нога у него съехала вниз по осыпавшейся щебенке, а другая была согнута, но он не замечал неловкого своего положения.
«Тоже бесовы сыны англичане, выкинули американский флаг, чтобы нас обмануть, – думал Завойко, глядя на идущий пароход. – Быть не может, чтоб явилась дружественная эскадра американских судов. Вот наконец и началось…»
Несмотря на то что Завойко все лето делал все возможное, что в силах человеческих, чтобы встретить врага с честью, он только сейчас почувствовал, что и в его душе, кажется, была надежда, что чаша сия минет его. Ну что же, теперь Завойко не захнычет, он должен встретить врага грудью.
– Дальше нечего ему идти, бесу! – сказал Завойко и стал спускаться вниз к отмели. Офицеры следовали за ним. У песка стоял дежурный портовой бот с шестью гребцами. Молодой офицер Самохвалов стоял на берегу около большого камня и, облокотившись на него, рассматривал в трубу пароход. Заслышав шаги, он вытянулся.
