В своей докторской диссертации 1910 года, изданной на английском под названием «Убеждение и риторика» (2004), двадцатиоднолетний Карло Микельштедтер отметил тактики, которые мы используем для фальсификации человеческого существования, меняя то, кто мы есть или кем могли бы быть, на составление благовидного представления о себе. Подобно Пиноккио, Микельштедтер хотел быть «настоящим мальчиком», а не продуктом марионеточного мастера, который, в свою очередь, не сделал себя сам, а был создан мутациями, которые, как выводит на основе эволюционной теории Цапффе, «следует считать слепыми», цепочкой событий, непрерывно структурирующих и реструктурируют все, что существует в мастерской мира. По мнению Микельштедтера, все в этом мире является марионетками и ничем иным. А марионетка есть лишь игрушка, вещь из деталей, собранных для симулирования подлинного существа. Сама по себе марионетка не представляет собой ничего. Марионетка не является ни цельностью, ни индивидуальностью, но существует только в соотношении с другими игрушками, некоторые из которых — человеческие игрушки, поддерживают друг в друге представление о взаимной реальности. Подавляя в себе мысли о страданиях и смерти, они играют живых парадоксов — обманщиков, вынужденных скрывать от самих себя вопиющие безрадостные стороны своей жизни, если они хотят продолжать жить. В «Убеждении и риторике» Микельштедтер отмечается суть парадокса нашего отделения от самих себя: «человек знает» по какой причине всегда состоит из пары: своей жизни и своего знания.
Биографы и критики Микельштедтера полагают, что именно отчаяние по поводу невозможности для человека избавиться от марионеточных нитей, к несчастью совпавшее со случайными переживаниями, привело к тому, что он застрелился в день окончания работы над своей диссертации. Микельштедтер не мог принять очевиднейший факт человеческой жизни: никто из нас не контролирует то, кем является — истину, которая искореняет все надежды на то, что мы сможем безвозбранно обладать собой («быть убежденными»), без подчинения жизни, которая обрамляет нас в рамки своей нереальности («в риторики», как своеобразно назвал это Микельштедтер). Мы определены нашими ограничениями; без них мы не можем являться полноценными функционалами в большом спектакле сознательного существования. Чем далее мы продвигаемся к видению нашего вида без ограничений сознания, тем дальше мы отходим от того, что делает нас людьми в сообщества людей. По мнению Цапффе, ничем не ограниченное сознание способно предупредить нас о нашей лживости по отношению к самим себе, и погрузить в страдания Пиноккио. Демаркации индивида как существа, без посягательства на граничные линии, формируют его личность и сохраняют иллюзию того, что он является чем-то особенным, а не уродливым продуктом слепых мутаций. Преодоление иллюзий и производящих их действий — абсолютный контроль над тем, что мы есть, а не тем, кем нам нужно являться для того, чтобы мы могли выживать среди ужасающих фактов жизни и смерти — отвяжет нас от причалов самоограничения наших личностей. Урок: «Любите ваши ограничения, потому что без них никто перестанет быть кем-то».
