Я хихикнула от того, как забавно мелкий исковеркал название нашей знакомой твари.
— И не смесно! Совсем не смесно! — продолжал негодовать мой персональный помпон на копытцах.
— Милый, не злись, — примиряюще протянула я и, изловчившись, схватила пробегающего мимо сноца в охапку. — Ну нет у нас сейчас других вариантов.
— А я? — в голубых глазах звереныша было столько тоски и слез, что стало не по себе. — Как зе я? Чьим я буду сноцем? Я зе… исчезну!
Я покрепче сжала Шо и погладила его по мягкой шерстке.
— Не исчезнешь. Все будет хорошо, я договорилась. Тебя возьмет себе пожиратель, если что.
В выразительных голубых глазищах Шо в этот момент можно было прочитать все его честное матерное мнение обо мне, пожирателе и наших с ним оригинальных решениях. Поняв, что сейчас последует буря возмущений, я торопливо добавила:
— Еще есть сноходец, к которому тебя можно отправить, и он примет! Там какие-то недоеденные счеты у них с нашей кляксой.
Кажется, этот вариант чуть больше устроил моего желтого друга.
— Ты увелена, што не хошешь остаться в этом миле и стать настояссим сноходцем?
Я задумалась. С одной стороны, таких приключений у меня в жизни еще не было и не факт, что будут. А с другой… я, как и многие другие люди, боязлива. Мне отлично в зоне комфорта, и я слишком хорошо понимаю, что меня ждет за ее пределами. И выбираю прежнюю жизнь. Как это ни печально, душевная трусость — одна из основных черт нашего поколения, а я слишком яркий его представитель.
Душевная трусость — одна из наших характеристик. Мы боимся всего, что выходит за рамки известного. Мы боимся сильных эмоций даже в мелочах. Сколько раз я переключала военные фильмы, случайно попадая на них в поисках интеллектуальной «жвачки на вечер»? А почему? Потому что это будит в душе все давно забытое. Настолько давно, что оно становится новым, необычным и потому опасным.
А любовь и отношения? Насколько сложно люди подпускают к себе друг друга и насколько легко расстаются, стоит кому-то подойти слишком близко. Нам отчаянно не хватает тепла, и мы так же отчаянно боимся обжечься.
Мы хотим чуда. Мы очень хотим чуда. Под знаком этого ожидания проходит наша жизнь. Но из-за все той же трусости мы не можем сделать шаг навстречу неизвестности, в которой и живут чудеса.
— Нет, Шо… не хочу, — медленно проговорила я, поглаживая шелковистые ушки. — Не уговаривай меня, пожалуйста. Я знаю все аргументы за и против, но уже приняла решение, а потому давай будем его уважать.
