Путь на эту акваторию лежит через зону дрейфующих льдов, ширина которой в марте, как и во многих прибрежных районах Антарктиды в это время, минимальна. В подавляющем большинстве случаев, заручившись поддержкой информации с ИСЗ, а лучше ледовой авиаразведки, можно проходить в залив Ленинградский по кратчайшему расстоянию – по меридиану. Этот путь называется основной трассой. Есть еще восточный вариант, который обычно используется в начале навигационного периода, в декабре – январе, когда ледяной массив моря Уэдделла своими восточными отрогами еще перекрывает подходы к морю Лазарева с севера.
В апреле в заливе Ленинградском начинается интенсивное ледообразование. Молодые льды в сочетании с остатками старых, скрепляемых снегом, приносимым осенними циклонами, образуют труднопроходимый для судов конгломерат. В конце марта 1959 г. «Обь» безнадежно вязла в этой подушке, толщина которой достигала пяти метров. А в начале апреля 1962 г. «Обь» также не смогла пройти в залив, и смена персонала станции Новолазаревской была под угрозой. Даже стоял вопрос о повторной зимовке. В это время в море Лазарева были «поля сморози из сплоченного остаточного, белого и серо-белых льдов, торосистостью 3-4 балла, заснеженностью 3 балла, временами сжатие до трех баллов», как скупо и нудно квалифицировали сложившуюся на пути «Оби» ледовую обстановку гидрологи. Эти события изложены в одной из повестей Владимира Санина, в которой, к сожалению, подлинные события полностью отошли на второй план под неудержимым напором разыгравшейся фантазии автора.
В последние годы в связи с тем, что заход в залив Ленинградский делает судно, идущее из моря Уэдделла, появился еще и третий вариант подхода. Его, наверное, можно назвать прибрежным. Правда, он тоже осуществляется в марте, и его, видимо, следует считать одним из вариантов основной западной трассы, которая хороша, когда пояс дрейфующего льда практически отсутствует. Судно следует вдоль побережья из района шельфового ледника Беллинсгаузена на восток практически по чистой воде. На подходах к заливу Ленинградскому оно выходит в проход между берегом и обширным скоплением айсбергов, остающихся мористее. Когда-то, по молодости, я думал, что все они тихо и мирно дремлют, осевши на мелководье, и ждать от них подвоха нечего. Но…
В марте 1974 г. «Василий Федосеев» стоял у ледяного барьера на ледовых якорях под разгрузкой в заливе Ленинградском. Было заведено шесть стальных концов, толщиной в добротную мужскую руку. В три часа утра ветер зашел с носа, задул от востока и усилился до 28 м/с, но концы держали хорошо. Примерно в семь часов утра они перестали нас держать, а по данным имевшихся на судне приборов ветер стал больше 30 м/с. Насколько – трудно сказать. Судно положило ветром на правый борт, оборвало все концы и потащило кормой вперед, завалив надстройку на край барьера. Через полкилометра судно выдавило из бухты в залив Ленинградский в объятия айсбергов, которые, как я думал, «тихо и мирно дремали…» «Василий Федосеев» представлял жалкое зрелище. Ледник снес нам фальшборт от палубы до надстройки, смял надстройку, выдавив иллюминаторы и напрессовав в каюты снег, фирн и лед. Главная палуба перед надстройкой и за ней, до самой кормы, была завалена глыбами льда, который мы лихо срезали, навалившись на ледник правым бортом и проутюжив его на протяжении 600 м. Самое неприятное было в том, что для запуска дизелей требуется время. Его оказалось мало, и под ударами урагана в окружении айсбергов мы оставались на протяжении долгих минут просто игрушкой стихии. Наконец «Василий Федосеев», напрягши все свои 6400 лошадиных сил, начал выходить сквозь пришедшие в движение айсберги и ураганный ветер на чистую воду, к западному краю ледника Лазарева.
