Все соглашаются.
— Тогда, Вольферль, первым выкупаешь свой заклад ты! — говорит Наннерль, доставая из сумочки и показывая всем перстень.
— Да, за этот дорогой подарок императрицы поцелуй — самый подходящий выкуп, — добавляет Йозефа.
Вытянувшийся было на траве хозяин перстня вскакивает как вспугнутый кузнечик. Но и Резль вскакивает с места.
— Нет, нет! — возражает она. — Это вы нарочно так подстроили!
— Ну, Резль, ты что, хочешь всю игру испортить? — говорит ей Антония. — В любой игре правила — это закон. Раз так выпало, значит, не выдумывай.
— Мадемуазель, мне тоже чертовски трудно подчиниться приговору судьбы. Но я склоняю голову и повинуюсь.
И вот он уже обнимает девушку и крепко целует её прямо в губы. Та вырывается и громко возмущается:
— Вы были и остаётесь... злым духом!
Притворившись обиженным, Вольфганг отступает в сторону и, пока разыгрываются остальные фанты, не произносит ни слова.
Резль радуется, узнав, что за четыре обхода она опознала всех. И в знак примирения протягивает дерзкому юноше, осмелившемуся поцеловать её при всех, свою руку. А тот быстро склоняется над лютней, делает несколько пробных аккордов и поёт довольно приятным тенором:
Пошёл я раз за девушкой
В тёмный лес.
Обнял её нежно, а она:
«Пусти, я закричу!»
Тогда я крикнул грозно:
«Убью, кто здесь ни появись!»
«Тише, — шепнула она, — тише, любимый!
Не то нас ещё услышат».
— Ой, какая милая песенка! — говорит Антония. — Это вы её написали, месье Амаде?
— Увы, нет. Имя композитора — Бернгард Теодор Брайткопф. Он сын книготорговца из Лейпцига, с которым случайно познакомился мой отец. Несколько дней назад он прислал нам ноты своих песен, и эта мне особенно понравилась.
— А на чьи она слова? — любопытствует Йозефа.
— На нотах имя поэта не указано. Но господин Брайткопф написал отцу, что стихи написал изучающий в Лейпцигском университете науки студент по имени Иоганн Вольфганг Гете. А родом он из Франкфурта...
— Выходит, тоже Вольфганг, но посвятивший себя поэзии, — замечает Йозефа.
— Слова мне очень нравятся, даже больше, чем музыка.
Уже далеко за полдень, пора возвращаться, тем более что у горизонта собираются грозовые облака. Оставшиеся от утренней трапезы закуски укладывают в корзину и быстрым шагом спускаются к трактиру; пока Алоиз Хубер запрягает лошадей, они успевают ещё раз перекусить.
Лошади, похоже, чувствуют приближение грозы, настёгивать в пути их не приходится. Как и по дороге сюда, в коляске все сразу начинают шутить и смеяться — иногда без видимой причины. А молчаливая поутру Резль тоже не отстаёт от остальных и несколько раз поддевает «злого духа». В Зальцбург они въезжают под раскаты грома и успевают домой прежде, чем с неба проливаются первые струи дождя.
