Приличия требуют, чтобы Моцарты нанесли визит архиепископу. Но его княжеская милость изволили за несколько дней до их приезда отбыть в Бад-Гаштейн: подлечить на водах свою подагру. Не желая погрешить против протокола, они направляют свои стопы к главному казначею.
Граф Арко принимает приехавших с едва ли не преувеличенной любезностью, поздравляет Вольфганга с высокой наградой, передаёт привет от дочери Ангелики, которая со своим супругом отдыхает в настоящий момент в имении у Шимзее, а при прощании сообщает даже, что намерен вскоре пригласить их для музицирования в собственном замке.
После недолгой аудиенции Моцарты возвращаются домой в приподнятом настроении. Отец говорит:
— Совсем недавно мы были недостойны сидеть за столом в офицерском зале. А теперь этот старый гордец приглашает нас к себе домой.
— А всё из-за кусочка золота в петлице, папа. Не будь его, мы оставались бы бедолагами-музыкантами, которым место в людской.
Когда через несколько дней Моцарты приходят на репетицию оркестра, воцаряется что-то вроде благоговейной тишины. Вольфганг по-дружески пожимает руку каждого музыканта и садится со скрипкой в руках на своё место. Капельмейстер Лолли, худощавый старик, пресмыкающийся верноподданный своих властителей и маленький тиран своих оркестрантов, тоже словно заново родился. Быстро взбежав на подиум, он объявляет на ломаном немецком языке:
— Мы теперь играть, синьоры, один симфония, который в прошлый раз сочинять наш придворный концертмейстер Амадей Моцарт в вечный город Рим.
Прежде чем поднять руку, он бросает умильно-сладкий взгляд на пульт концертмейстера. Оркестранты на подъёме, играют точно, плавно, и симфония — опус не слишком значительный, плод отличного настроения — сыграна от начала до конца без единой помарки. Вот отзвучали последние такты, Лолли жестом приглашает музыкантов подняться с мест и восклицает, кланяясь композитору:
— Эввива иль маэстро, кавальере Вольфганго Амадео Моцарт!
В маленьком зале звучат громкие крики «эввива!» — «ура!». Покраснев, как красная девица, Вольфганг, вообще-то привыкший к аплодисментам, раскланивается во все стороны перед коллегами. Он не понимает, за что такая честь. Смущение не оставляет его до тех пор, пока оркестр по знаку Лолли не приступает к симфонии Йозефа Гайдна. Вот звучит аллегро первой части, и он сразу успокаивается, звуки всё сильнее притягивают его. Он первый раз в жизни играет и слышит симфонию Гайдна; волшебство этой светлой, грациозной музыки сразу околдовывает его, заставляет забыть о том, что с ним было совсем недавно; его душе открывается новый, совершенно незнакомый для него мир.
