Но вот все февральские тревоги позади: графиня тяжёлую болезнь победила и постепенно выздоравливает. Время от времени детям Моцарта позволено её навещать, и она расспрашивает их обо всех впечатлениях, а они, перебивая друг друга, рассказывают. Она не устаёт удивляться: как же быстро развивается этот мальчик — особенно в том, что касается музыки. Когда она как-то спросила его, трудно ли ему будет расстаться с Парижем, он ответил утвердительно, а когда она попросила обосновать это, объяснил:
— Мне будет очень недоставать вас, госпожа графиня. И ещё двух моих друзей.
— Кто эти твои друзья?
— Месье Гримм и господин Шоберт.
Иоганн Шоберт, камер-виртуоз принца Конти, действительно произвёл неизгладимое впечатление на мальчика. Уже сама внешность его была неординарна: музыкант неимоверно худ, лицо аскета испещрено бесчисленными морщинами, свидетельствующими о его страстном темпераменте, и на нём горящие немыслимым огнём глаза. Воспитанник знаменитой музыкальной школы в Мангейме, находящейся под патронажем пфальцского курфюрста Карла Теодора, в своих композициях для клавира заметно отходит от традиционной, лёгкой мелодики, она у него торжественно-мрачная, что привлекает маленького Вольферля.
Он способен часами стоять, раскрасневшись, впитывая в себя эти тревожные звуки, и это начинает сказываться на окраске его собственных сонат.
Леопольду Моцарту, до конца верному старой школе, это влияние не по нутру, но все его замечания сын как бы пропускает мимо ушей — Вольферля явно привлекает это направление. Вот почему отец, в сущности, рад поскорее покинуть Париж и торопит с отъездом — несмотря на то что чрезвычайно горд достигнутым здесь успехом, который упрочил европейскую известность его детей-виртуозов.
Другой господин, причисленный Вольферлем к числу своих друзей, — Фридрих Мельхиор Гримм. Этот немец, избравший Францию своей второй родиной, представляет собой редкостный гибрид придворного и критика. Он, человек холодного расчёта и изощрённый дипломат, считает, что ему выпало предназначение помочь Моцартам словом и делом, — и в значительной степени парижане приняли музыкантов из Зальцбурга с распростёртыми объятиями благодаря ему.
