ни о чём так и не ведал. Алексей настолько уверился в этих людях, что на Рождество 1707 года решился с их помощью прямо нарушить строгий царский запрет и свидеться с матушкой. Отец Яков с радостью устроил ему эту поездку, хотя и знал, какой она может обернуться для него лютой казнью.
— Не боись, Алёша! — Хотя хитрый протопоп говорил о разбойниках, оба понимали, что речь идёт кое о ком повыше, нежели лесные братья.
— А я и не боюсь, отче! С тобой мне всегда спокойно! — доверчиво улыбнулся царевич, которому и впрямь было всегда спокойно со своим властным и сильным пастырем. Недаром он называл отца Якова своим судьёй, ангелом и прямым заступником перед Богом! И кто знает, погибни в те годы Пётр и взойди Алексей на престол, может, и быть бы отцу Якову Игнатьеву по своей силе и влиянию на царя вторым Никоном[7]. А царский престол мог ведь тогда опустеть в любой час! Всем ведомо было, что царь Пётр в баталиях лихим пулькам не кланялся, лез в самое пекло. Да и на больших дорогах куда, как легко мог сгинуть! Все знали, что государь летает из конца в конец по всей России в простой двуколке с одним денщиком. На все уговоры придворных взять крепкий конвой Пётр только отмахивался — то ли верил в свою звезду, то ли просто чувствовал себя единым хозяином на Руси!
А ведь многие желали царю скорой смерти: не только раскольники, но и самые кроткие мужики и посадские людишки, задавленные жестокими поборами! Средь недовольных были и казаки, утерявшие свои вольности, и благочестивые монахи, лишённые своих доходов! Даже среди дворян ширился круг недовольных поголовной военной службой. Роптала и родовитая знать, теснимая при дворе немцами и выскочками из новиков. И наконец, не было согласия и в самой царской фамилии: хотя давно были пострижены в монахини царевна Софья Алексеевна[8] и царица Евдокия Лопухина, а отзвуки этих семейных дел по-прежнему аукались в доме Романовых. Открыто роптали сёстры царевны Софьи, особливо царевна Мавра Алексеевна, тайно ведшая с Софьей переписку; не имел царь особой помощи и от чад покойного брата Ивана. Ну да то — всё проклятое, злое семя. Милославских[9]! А теперь беда подбиралась к Петру тем ближе, чем дальше от отца становился его первородный сын.
«Дай срок, накажет ужо тебя Господь за гордыню твою, будешь знать, как объявлять себя самовластцем! — Отец Яков и в мыслях вёл свой старый спор с царём. — А может, и правы раскольники, когда вещают, вслед за своим неистовым протопопом Аввакумом: выпросил у Бога себе светлую Россию Сатана да исчервляет её кровью мученической!» И как знать, нет ли правды в их речах, что царь Пётр ежели и не антихрист, то предтеча его на Руси?»
