— Этого я не могу сказать точно — насчет памяти. Они просто так катались. Для собственного удовольствия.
«Коллеги» внимательно слушали, записывали, но было заметно, что не верили почти ничему. Потому что — как поверить в столь нелогичное использование огромных механизмов? Для получения удовольствия? Ну, это как-то даже и не смешно. И совершенно не научно.
— Вон те решетчатые конструкции — это американские горки. Они же
— русские горки.
— Так какие же они точно?
— Это в зависимости от географического положения города. В одних местах называли американскими, в других — русскими.
— И зачем они? Мы тут прикидывали и так, и этак — странная решетка. Для локатора не подходит как будто.
— Нет-нет! Никаких локаторов! Вот туда, на самый верхний ярус, с помощью электромоторов поднимался короткий поезд из небольших открытых вагонов. Там он замирал на мгновение, а потом срывался вниз. На поворотах центробежная сила так придавливала его к рельсам, что иногда поезд мчался на боку, а то и вверх колесами.
— И в вагонах там сидели люди?
— Совершенно верно. Крику было! Я видел старые фильмы.
— Но это же очень опасно! И совершенно, просто совершенно не оптимально. Вот посмотрите. От точки начала, как вы говорите, до самой нижней точки расстояние такое, что пешком пройти можно за минуту. А вы утверждаете, что кто-то садился для этого в поезд, который медленно полнимался наверх, а потом по сложной траектории спускался вниз.
— Они еще и платили за это!
— То есть, это не какое-то испытание, на которое загоняют всех подряд, потом отбирая людей для каких-то нам неизвестных целей?
— Нет-нет! Это не эксперимент и не испытание. Это просто такой аттракцион. Люди стояли в очередь, чтобы проехать по горкам.
— Очень странно. Очень. Странно и не понятно, в чем же конечная цель? Или просто люди жили настолько бедно, что вот этот почти игрушечный поезд заменял им реальное средство передвижения? Вроде как знакомство с современной им техникой, да?
— Да нет же, нет! Это делалось для удовольствия!
В стороне беседовали два чиновника: от науки, выделенный министерством образования, и дипломат, который был прикреплен в Марксу с первого дня.
— Ну, как он вам? — спросил дипломат, отвернувшись в сторону и как бы осматривая раскоп.
— Он какой-то странный. Называет себя историком. Но сами посмотрите, послушайте — рассказывает какие-то невозможные вещи. Не понимает, что история, как и всякая наука, логична и непротиворечива.
