Только без ветра. Если нет газа, если нет электричества — как готовить пищу или греться? Открытым огнем. Конечно, костер на полу Николай Петрович не разжигал. До этого еще не дошло. Но сделать из духовки маленькую печурку — на это ума и умения хватило. Дым сразу уходил на улицу через выбитые окна. Стекло тогда вынесло во всей квартире. Но в комнатах он забил плотно досками и фанерой от шкафов.
Сзади каждого шкафа, если кто забыл — лист фанеры. Или даже два, если шкаф большой. Очень нужная вещь. А шкафу все равно — он спиной к стенке стоит. Да и потом — что такое шкаф? Шкаф — это заготовка для будущего костра. Такой сухой неприкосновенный запас. Как не будет совсем дров, можно будет взяться за шкафы. А на кухне в окне он оставил вверху щель — вытяжку. И свет из нее, когда на улице светло. Завтракать теперь на не надо. На работу же не идти! И потом — что это за завтрак, если по ощущению уже часов двенадцать дня? Значит, скоро уже будет обед. Вот обед — главное питание. Можно подогреть, можно что-то приготовить. Кстати, поискать сегодня дрова надо.
Походить по окрестностям. Много-то ему не надо. Это если бы большая компания, как в старых кино. Там всегда выживают большой компанией.
Хотя, если подумать, в одиночку выживать все же проще. Не надо думать о других, не надо беспокоиться за кого-то. Получается, голова не занята посторонними мыслями. И не расстраиваешься, если что вдруг. Николай Петрович аккуратно приоткрыл дверь в большую комнату. У него была двухкомнатная квартира. В маленькой спальной, в девятиметровке, он теперь жил сам. В большой лежали мама и соседка Люся. Он проверил, держится ли окно. В специально расшитую щель сверху тянуло морозом. В комнате было, почти как на улице. Только без ветра. То есть, фактически, как на кухне. Только костры здесь не жгли, и печки тут не было. Более или менее тепло во всей квартире было только в маленькой спальной. Но там — потому что живое тепло.
Потому что Николай Петрович дышит, двигается. Вот от него самого и тепло. А мама и Люся давно не дышат. По старым понятиям, надо бы их похоронить. Но как? Долбить мерзлую землю ломом и лопатой, которых никогда у него не было? Или устроить большой костер, когда каждый кусок дерева — это практически лишний день жизни? Мама раньше жила далеко. Они перезванивались строго раз в месяц, и Николай Петрович, посидев полчаса с телефонной трубкой возле уха, еще радовался, что — далеко. Он так всем и говорил, что жить надо далеко от родителей. Но потом, когда все стало совсем плохо, они решили съехаться. Вместе, мол, легче и проще. Да и телефон стал слишком дорог, а мама хотела общаться. А соседка Люся пришла сама. Сразу, как все грохнулось, постучала и долго плакала у мамы на плече. Женщины… Так вот и жили они втроем какое-то время. Теперь Николай Петрович давно живет один. Но прежде чем выйти на улицу, он всегда заглядывает в большую холодную комнату. Уже одевшись, натянув все, что есть теплого в доме, повязав женский пуховый шарф вокруг респиратора. Просто так заглядывает. По привычке, что ли. Ну, или чтобы сказать, как раньше уверенно и весело говорил в трубку телефона:
