– То ли в магии тут дело, то ли нет, но они красивые, – тихо сказала Ригелю Мари. И обратила все внимание на Клан: Землеступы приветствовали друг друга, рассаживаясь вокруг изваяний Матери-Земли.
Мари ошеломленно таращила глаза. Никогда не доводилось ей видеть столько сородичей вместе! Близились сумерки, но настроение на поляне царило далеко не сумрачное – вокруг витало предчувствие праздника, и возбужденные голоса долетали до укрытия Мари. Она тут же насчитала сорок пять женщин, двадцать мужчин и семнадцать детей, в их числе Дженну, подбежавшую поздороваться с Ледой.
– Леда! Леда! А Мари тоже здесь? – нетерпеливо спросила Дженна.
Леда обняла ее.
– Нет, Дженна. Мари сегодня не придет.
– Что-то она совсем расхворалась, – приуныла Дженна. – Я без нее скучаю.
– И она без тебя скучает, – отозвалась Леда.
– Мари все хворает? – спросил с вежливым поклоном Ксандр.
– У нее очень слабое здоровье. Вы знаете, какая она хрупкая, – пустила Леда в ход отговорку, позволявшую ей прятать дочь от Клана и скрывать тайну Мари даже от единственной подруги и ее отца.
– Зато дар у нее, как у тебя, – упрямо твердила Дженна. – Я точно знаю. У нее глаза твои.
– Да, дитя мое, – ласково ответила Леда. – И сила в ней есть, но такая же капризная, как ее здоровье.
– Так значит, это правда. Сегодня ты выберешь не Мари, – сказал Ксандр.
– Сегодня я выберу не Мари, – твердо ответила Леда.
– Ах, как жаль! – расстроилась Дженна. – Я так надеялась, что у нее хватит сил!
– И я надеялась, дитя мое, и Мари тоже надеялась, – сказала Леда. – Но, видно, не бывать тому.
Мари обхватила себя руками, будто не давая сердцу выпрыгнуть из груди. Хотелось выбежать на берег, встать на законное место подле матери и раз и навсегда заявить о своих правах, без страха, что ее проклянут за светлые волосы и кожу, что впитывает солнечный свет. Она зажмурилась, обмирая от тоски: она смертельно устала быть всем здесь чужой, чувствовать грусть и одиночество.
Ригель прижался к ней в знак поддержки, напомнив, что на самом деле она вовсе не одинока и чувства ее отныне кто-то разделяет. Мари обняла щенка и усилием воли стряхнула тоску, вообразив, будто печаль изливается из нее наружу, впитывается в щедрую землю под ногами – и вновь направила внимание на мать.
Леда переместилась в середину поросшей мохом площадки. Подняла посох, стукнула концом по бревну – раз, другой, третий. Клан замер в ожидании. Леда подняла голову, выпрямилась во весь рост. Ее длинные волосы развевались на ветру, словно темный блестящий занавес.
