Толпа заволновалась, откуда-то со стороны донеслись крики, множащиеся и отражающиеся от глоток, будто всё усиливающееся эхо.
— Ведут!..
— Ужас какой!.. Бедные…
— У-у-у, предатели! Дети драконов…
Разные по содержанию, восклицания объединяла какая-то истеричность и агрессивность, которые заставили сердце Рябого тревожно ускориться. Людская стена в едином порыве подалась вперёд, заставив споро набросить на руку щит и, держа копьё поперёк, пошатнуться. Грозный крик: «А ну, подай назад!» застрял в горле, моментально сменившись растерянностью, когда он почувствовал, как сапоги буквально скользят по брусчатке, а горячее дыхание брызжущей слюной дородной тётки, навалившейся на щит, оседает на лице, будто кислота. Выпученное багровое лицо, клацающие зубы — в общем оре он не мог разобрать ни слова (словно бешенная псина — мелькнуло паническое сравнение). Слава Единому, шлем сполз на глаза, закрыв обзор. Зато пришло какое-то отстранённое понимание того, что если он опрокинется, то быть ему затоптанным. Сквозь какой-то первобытный вой, он слышал непрекращающиеся ругательства Гаруда и утробный рёв наконец-то выпавшего из состояния созерцания Бринона…
Потом неожиданно полегчало — наконец-то соизволили помочь им парни из второй шеренги, яростно орудуя плетьми и дубинками, и толпа, заскулив, словно обиженный щенок, шатнулась назад. Подрагивая от пережитого, Рябой поправил шлем, вздохнул облегчённо — пусть волнующееся перед ним море продолжало колыхаться и пениться, сознание его нашло выход — он сейчас воспринимал это как некую абстрактную, серую, обезличенную массу, вроде бульона, кипящего на тихом огне. Слава Единому, натиск ослаб, а волна голов следовала за узниками, которых вели по созданному стражей коридору.
Рябой таки решился бросить назад взгляд, но зрелище, представившееся ему, отчего-то совсем не вдохновило, наоборот, в душе шевельнулась острая, как кинжал, жалость.
Первого, щуплого, полностью седого, с поникшей головой старика, буквально под руки тащили двое громил. И пусть надетый на него балахон был нов, кое-где проступающие влажные пятна ясно показывали, что истязали его немилосердно. Рябому даже почудился кровавый след, оставляемый на камнях мостовой.
Неужели это и есть до недавнего времени всемогущий герцог РоАйци, практический полновластный хозяин Восточного предела? Или это не менее известный лорд РоВенци, правая рука короля Элия Четвёртого Великолепного РоБеруши?.. М-да, рука, которая не побоялась нанести удар в спину властителю и другу. Впрочем, это не его ума дело — Рябой всегда был далёк от перетирания косточек сильным мира сего — и век бы с ними не пересекаться. Может оттого акт справедливости, который должен был вскоре свершиться неожиданно потерял свою изюминку, когда он увидел это вот — так сказать, в лицо. Мало того, он ощутил какое-то раздражение и… неудовольствие. Может быть, конечно, повлияло и то, что он стал чувствовать себя неважно (проклятое вино!): подташнивало и немилосердно давило на мочевик — чтоб уйти сейчас по нужде, не могло быть и речи, в голове проснулись пока неторопливые, но тяжёлые молоточки — видно, сказалось-таки напряжение последних часов, а тщательно лелеемая с утра эйфория и ожидание привлекательного, неординарного, исторического события испарилось без следа.
