Испалец в колесе | страница 20

Lastly but not priest, we must not forget to put the clocks back when we all get bombed. Harold.

Бенджамен перерыгал свой поток серьезных слог и за щетку сигавру, утвердившись, что она быдла хорошая. Он осклавился и обнажил в ухвылке зубные недосчеты.

«Да, то была не кака там, пузячная завирушка, но хрен же, настоящая жесточная бутылия. Я тогда был еще зеленым сосунком-рекукаретом в составе жаркого батариона побалдения, и мы сосем, ну за семь не коровы к бою. Такая плыла у нас дисполиция, тут-то и скучилось наикрутчее». Я не чая забрел к нему, как и подвывает скоромному сосену бывалого ветерана. Сами знаете, каковы эти старые воняки. Так что я полечил с избытком военно-поливной экс-КЗОТики, ощутив всю свою неполноцельность. Я сушил с понимающим сочувствием, подмывая всю его страсть и тверезый вид. Да, Бенджамен был стоющим мужиком, как я неглижу. Поймав его за взгляд, я воздвигнул: «Бен, вы стоющий мужик!» Тот не оборотил на меня вливания. «Знаю, — бросил он, — я приник, что мне Никита и в подметки не ягодица». Меня совсем подавили его обшитые позвякивания: таким старым волкам ворон палец не выкусит, думал я. У такого, как он, всякие поганцы должны под струйку ходить. «Будь прокляты все этакие застранцы; как попляшу, ведь срыт-то и срам, что чемодан моего массажа едва сводит концы с отцами!»

«Но почему-почему?» — вскипел я особаченно, с лучшими своими намеднями.

По сей день я никогда не узнаю ответа.

Benjamin halted his grave flow of speach and lug off a cigarf he knew where peeky boon! He wretched overy and berlin all the tootsdes.

«It were all nok a limpcheese then a work ferce bottle. Ai warp a grale regrowth on, withy boorly replenishamatsaty troop, and harlas a wedreally to fight. We're save King of pampices when all the worm here me aid.» I inadvertabably an unobtrusive neyber had looke round and seen a lot of goings off, you know how they are. Anywart, I say get a battlyard pussload, ye scrurry navvy, I beseige of all my bogglephart, way with his kind farleny and grevey cawlers. But Benjaman was a rather man for all I cared. I eyed he looking, «Ben» I cried «You are rather man.» He looked at me hardly with a brown trowel. «I know' he said, 'but I do a steady thirsty.» I were overwhelped with heem grate knowaldge, you darn't offer mead and monk with all these nobody, I thought. A man like he shall haff all the bodgy poodles in his hands. «Curse ye baldy butters, and Ai think its a pritty poreshow when somebottle of my statue has to place yongslave on my deposite.»