Этого я не мог утверждать. Но в свое оправдание указал, что, например, в радио и телевидении затраты на внедрение моих идей покамест, конечно, себя не окупили бы, но потом, в будущем, со временем эти затраты… может быть… принесли бы…
Элегантный прервал меня нетерпеливым жестом. Наверно, только из простой вежливости он при этом не крикнул: «Так какого же черта вы отнимаете наше драгоценное время?»
Господа переглянулись, как бы совещаясь между собой. Восседавший на председательском месте толстяк с глазами убийцы почти незаметно опустил и снова поднял тяжелые веки, причем ни в его лице, ни в позе не произошло ни малейшего изменения. И все же это движение век вверх и вниз было равнозначно вынесению мне приговора.
Господин с черепом сделал последнюю попытку:
- Не могло бы ваше изобретение пригодиться для оборонной техники? Скажем, для обнаружения вражеских самолетов и ракет?
Я был вынужден сознаться, что еще не подумал о такой возможности.
- Так подумайте о ней, господин доктор, подумайте, а затем опять приходите к нам,- сказал толстяк на сей раз уже с нескрываемым раздражением.
Элегантный протянул мне рукопись. «Если вам угодно, вы можете передать вашу работу на экспертизу в техническое бюро, оно на первом этаже».
Я этого не сделал. Ведь если бы мой труд очутился в бумажной груде этого гигантского делопроизводства, судьба рукописи, вероятно, была бы та же, что и в институте, доверься я профессору Егеру.
О дальнейших событиях того дня почти нечего рассказывать. Наверное, я где-то пообедал, может быть в кафе. Хорошо запомнилось мне только бледное вечернее небо за фасадами высоких домов, когда я отправился на условленный перекресток, дожидаться там провизора Кинделя.
Перекресток находился недалеко от вокзала. Поблизости, как он объяснил, жили его родственники. Вокруг вокзала чернели в серой окантовке фасадов зияющие ущелья улиц. Кое-где слабо светились окна. Наступила глухая ночная пора. Спящий город выглядел уныло и безрадостно.
Уже в некотором нетерпении, я чуть-чуть углубился в одну из узких улиц. Тут открылись моему взгляду в озарении красных и зеленых фонариков на высоте первых этажей заманчивые вывески увеселительных заведений, вроде «Гаваи», «Сан-Франциско», «Бар Гонолулу». Жалкая попытка приплести экзотику Тихого океана к панелям Франкфурта! Из-за плотно задвинутых занавесей звучала пронзительная музыка, доносился пьяный рев. По углам, привалясь к стенам домов,торчали подозрительного вида парни в джинсах; волосы их были приклеены к черепу бриллиантином; в уголках губ-криво зажаты сигареты. Расфранченные, размалеванные девицы семенили взад и вперед по переулку или бросали полные ожидания взгляды на огромный грузовик, из которого как раз высыпала шумная ватага американских солдат.
