– А где сейчас эта коллекция? Хотелось бы на нее взглянуть.
– Рассеяна! Уничтожена! – чуть ли не восторженно воскликнула Сузи Баннер. – Я продала вещи, обладающие реальной художественной ценностью, а остальные – все эти запыленные зловещие амулеты и фетиши – сожгла здесь в кабинете. – Она указала на большой камин.
– Какая потеря! – прошептал я разочарованно.
– Вам нравятся подобные объекты? Неудивительно, впрочем. Но так было нужно. Это отравило мою жизнь и погубило его.
Наполнив свой стакан, она наклонилась ко мне и сощурила глаза:
– Мой муж был монстром, понимаете? Я убила его.
Она медленно пила шампанское, не сводя с меня глаз.
Какая мрачная эстетика! Какая черная романтика! Скептический юмор, надо полагать, отразился на моем лице. Она даже возмутилась:
– Напрасно не верите. Поразмыслите секунду. Неужели вы воображаете, что я стала бы вас беспокоить из-за какого-то пустяка? Лгать куда легче, чем говорить горькие истины. Или вы думаете, что я решила придать своей особе немного драматического шарма? Я не заинтересовала вас. Я дала вам адрес, номер телефона, и что же? В отличие от других мужчин вы даже не среагировали. Невинная и несчастная женщина или расчетливая преступница – вам ни тепло ни холодно. Так или нет?
– Пожалуй, да.
– Я вас пригласила именно потому, что, на мой взгляд, вы способны понять некоторые вещи.
– Хорошо. Допустим, это так. Тогда зачем, черт возьми, признаваться мне в каком-то преступлении? Вы намереваетесь покаяться, сесть в тюрьму?
Она гордо выгнула свой изящный торс и посмотрела на меня с вызовом.
– Ничуть не собираюсь. Я не чувствую себя преступницей и мне не в чем каяться. Мой муж только получил по заслугам.
– Пожалуй, многовато для коллекционера, оригинального безусловно, но безобидного.
Я говорил неискренне, чтобы ее спровоцировать, так как начал думать, что все далеко не так просто. Я поднял голову на портрет покойного. Импозантный мужчина с глубоким, проницательным взглядом. Неопределенная, беспокойная улыбка. Под буржуазной респектабельностью мне привиделось нечто опасное, болезненное.
– Он совершал много не очень-то красивых поступков, – продолжала его жена. – Я сейчас не хочу о них вспоминать и не хочу его осуждать. Но за один я никогда его не прощу. Он заплатил за это жизнью.
– Можно спросить, за какой?
Лицо моей собеседницы застыло, затвердело. Губы исказила ненависть.
– Он убил ребенка, которого я носила.
На сей раз я наполнил стаканы, и, признаюсь, моя рука задрожала.
