Он собрал вещи и спустился. Хозяйка в цветастом утреннем платье дружелюбно поздоровалась и спросила, как ему спалось. Подать ли ему бекон или яичницу с ветчиной?
– Не надо ветчины! Не надо бекона!
Его затрясло. Его, верно, всегда будет трясти при одном их упоминании.
– Яйцо вкрутую, хлеб и кофе, побольше кофе!
Пока готовился завтрак, он вышел уложить вещи в машину. Странно, как изменилась округа. Каким колдовством туман и ночь преобразили эти мирные места в гибельную западню?
Из кустов вдоль дороги доносился деловой птичий щебет. Норовистая малолитражка обогнала красный грузовик с прицепом. Послышался собачий лай…
Он зашагал по мощенному кирпичному двору. Гумно неодолимо влекло его. Он уступил искушению и толкнул дверь. Несомненно, то самое место. И земляной пол тот же – песок, перемешанный с глиной. Вот и лестница на стене, доски, бочки, пластмассовая лейка, бутылки…
Он толкнул низенькую дверь, и в лицо знакомо пахнуло прелью, соломой, навозом. В боковое оконце свободно проникал свет…
Громадная свинья, ворча, поднялась с подстилки, повернула к нему рыло. В ее глазах, прикрытых жесткими белыми ресницами, блеснул мрачный, лукавый огонек.
– Завтрак на столе, – послышался голос хозяйки.
Он вышел, пятясь, почему-то до смерти страшась повернуться к свинье спиной. На солнечном пороге он усмехнулся: какую дикую двойственность придает освещение даже пустяковым предметам и существам! Ночь и солнце – какая разница, ночь и солнце… Но это здравое рассуждение утешило его только наполовину.
– Кофе! – снова крикнула хозяйка.
В последний раз он бросил взгляд на полуоткрытую дверь, чтобы никогда больше не забивать голову подобной чепухой. Свинья мирно лежала на боку, выпятив огромное брюхо.
Все тихо и мирно. Очевидно, это его воображение сыграло с ним злую шутку. И однако…
И однако, куда девался дамский велосипед, прислоненный к стене?
Людей воистину загадочных очень мало.
Э. В. Эшман
Сначала это казалось далеким гулом колокола. Или наковальни… Уточнить, честно говоря, было трудно. Во всяком случае, гул металлический. Бронзовые удары по железной плите. Ухо мое, безусловно, распознавало железную плиту. Дальний тонкий, хрупкий звук повторялся в одной и той же каденции, усиливался, наливался мало-помалу, приближался, нарастал и заполнял весь дом.
Сначала я сжимал пальцами уши и бормотал про себя: «Это там внутри». Но там внутри все молчало.
Я не решался откровенно сказать: «В доме привидение». Чушь какая-то. Да и потом, слово «привидение» казалось слишком наивным и устарелым.
