Доппельгангер ожидал услышать рыдание или смех – безумный и спазматический. Но Ламия только прошептала:
– Здесь.
И толкнула дверь. Доппельгангер увидел хорошо, даже кокетливо убранную комнату. На кровати лежала молодая женщина, едва прикрытая одеялом, – ее нагая грудь застыла в косом ракурсе. На горле резаная безобразная рана. Кровь стекала по ключице и груди и растворялась в простыне, чтобы затем, очевидно, сгуститься на полу.
Доппельгангер почувствовал тошноту. Он сжал ладонями виски, потом повернулся, помыслив о бегстве. Потом спросил как-то беспомощно:
– Полагаю, ничего сделать нельзя?
Ламия посмотрела на него спокойно:
– Она мертва.
Он остановил взгляд на красных пятнах – дождь еще не смыл их окончательно с ее деликатных рук, и все понял. Но верить не хотелось.
– Какой ужас, – прошептал он.
Он не испытывал негодования или какой-то обеспокоенности, скорее, мрачное равнодушие. Размышлять не хотелось. Посредине этой уютной комнаты, где явленная дождем девушка то казалась усталой и сонной, то склонной к истерическому взрыву, в зависимости от расположения на ее лице последних световых бликов, его охватило вялое безразличие, в котором угасал всякий интерес к рассуждению.
Он помотал головой, потер лоб и глаза и обратился к Ламии, что прислонилась спиной к двери:
– Несчастная, – в его голосе послышалась жалобная, тоскливая интонация, – что вы собираетесь делать?
– Исполнить ее просьбу.
– Какую?
– Мы решили умереть вместе.
– Но как?
Он проследил ее руку, медленно указующую на ночной столик – там тускло блестела не замеченная им поначалу опасная бритва. Он отрешенно уставился в пол, чувствуя, как откуда-то из глубины вздымается холодная боль.
– И что вы хотите предпринять сейчас?
– То же самое.
Она не сводила с него взгляда. Экзальтация обреченности бросала огненный отблеск на ее щеки.
Доппельгангер подошел к ней, решив применить силу в случае, если она захочет взять бритву. Минуту они оставались в неподвижном молчании.
– У меня есть оружие. – Она рассекла молнию своего анорака.
Он инстинктивно согнул руку в защитном жесте, и она улыбнулась:
– Не волнуйтесь, я не причиню вам зла. Я должна умереть, поймите. Вы поможете мне, правда? Я не могу оставить ее. Да и что меня ждет? Тюрьма или клиника. Мне уже двадцать пять лет… Я довольно пожила. Еще час назад я думала убежать от этого кошмара. Но разве от судьбы убежишь? Когда я встретила вас на пляже, то поняла: надо вернуться сюда и умереть рядом с ней, как обещала.
