Но больше всего стараний он прикладывал к борьбе за мир. Тут ему равных просто не было. Как начнет кричать в ванной: «Миру — мир, войне — пиписька!» (с детсада еще запомнил), так ничем не остановишь. Хоть руки крути, хоть из брандспойта поливай: пока не охрипнет — не кончит.
И вот кричал он как-то во время очередного помытия, кричал — и докричался. Явилась. Она самая. Страшная, костлявая, беззубая, с противогазом вместо шляпы на голом черепе и заржавленным штыком в руке.
— Ну давай, — прогундосила Война, — гони.
— Что? — обомлевши от такого зрелища, еле смог выдохнуть Передреев.
— Что обещал — пипиську.
Передреев тут же прикрыл срам ладошками, отшатнулся к стене ванной и испуганно пискнул:
— У меня нет!
— Есть, есть, — тихо, но угрожающе сказала Война, — я сама видела.
— Где, где? — вопросил Передреев и стал вокруг себя оглядываться, будто ищет что-то, ищет, да вот никак не может найти.
— Здесь, — Война ткнула штыком в сцепленные ладони Передреева.
Тот моментально покрылся холодным потом, затем столь же мгновенно просох и даже несколько раскалился.
— Ах это, — слабо прошелестел он и хотел было еще раз сказать, что там ничего нет, но вместо этого быстро произнес: — Это не моя.
— Ага, — с какой-то жутковатой иронией сказала Война, — бабушкина.
— Да, — сразу согласился Передреев, — то есть нет.
— Совсем заврался, — осуждающе покачала черепом Война.
— Да не вру я, не вру! — взмолился Передреев. — Я ее одолжил. У приятеля. Сегодня надо отдать.
— А мне все едино, — стояла на своем Война, — твоя — не твоя. Обещал — значит, отрежь да положь. И не тяни — хуже будет. — И руку со штыком протянула, как бы прилаживаясь, чтобы посподручнее было передреевские причиндалы отхватывать.
— Я не обещал! — Передреев сполз по стенке в ванну и загородился коленями. — Не обещал я этого!
— А чего орал тогда как резаный?
— По глупости, — честно признался Передреев и поспешно добавил: — Больше не буду.
— Поздно, — мрачно сказала Война. — Раньше надо было думать. — Она пристально посмотрела на Передреева и, сделав паузу, спросила: — Так ты как, сам себе отчекрыжишь или мне помочь?
Передреев весь задрожал и вдруг принялся жалобно причитать:
— Ой, да что же это такое делается-то, а? Да как же так? За что? Ой, да не могу я, не могу. Ну почему я? С чем же я останусь тогда, а? Ну, пожалуйста, не надо...
— С чем хотел, с тем и останешься — с миром, — с отвращением сказала Война.
— Да в гробу я такой мир видел! — взвизгнул Передреев. — Не нужен он мне!
