Храм был окружен вооруженными людьми. Ожидающие сенаторы с удивлением смотрели на Цицерона, который за руку вел Суру. Внутри храма заговорщиков заперли в небольшой комнате рядом с входом, а Цицерон сразу прошел к возвышению, на котором под статуей богини Конкордии стояло его кресло.
— Граждане, — начал он. — Сегодня рано утром, как только взошло солнце, храбрые преторы Луций Флакк и Гай Помптин, действуя по моему распоряжению, во главе отряда вооруженных людей остановили на Мулвианском мосту группу верховых, направлявшихся в сторону Этрурии…
Никто ничего не шептал, не слышно было даже покашливания. Стояла тишина, какой еще никогда не было в Сенате, — полная страха, зловещая, давящая. Изредка я поднимал глаза от своих записей и смотрел на Цезаря и Красса. Оба сенатора сидели, откинувшись на спинку скамьи, и внимательно слушали Цицерона, боясь пропустить хоть слово.
— Благодаря лояльности наших союзников, посланников галльских племен, которые были потрясены тем, что им было предложено, я уже имел информацию о том, что некоторые из жителей собираются совершить акт государственной измены, и подготовился к этому…
Когда консул закончил свой доклад, который включал информацию о планах поджечь город в нескольких местах и вырезать многих сенаторов и других известных горожан, раздался коллективный вздох, похожий на стон.
— Теперь возникает вопрос, граждане, что мы будем делать с этими преступниками? Предлагаю для начала изучить улики против обвиняемых и выслушать, что они нам скажут. Приведите свидетелей!
Сначала появились четыре галла. Они с удивлением осматривали ряды сенаторов в белых тогах, которые составляли такой контраст с их собственной одеждой. Затем ввели Тита Волтурка, который дрожал так сильно, что еле мог идти по проходу. Когда они расположились на своих местах, Цицерон крикнул Флакку, стоявшему около входа:
— Введи первого из пленников!
— Кого ты хочешь допросить первым? — выкрикнул Флакк в ответ.
— Того, кто первый попадет под руку, — серьезно ответил Цицерон.
Этим первым оказался Цетег, которого двое конвоиров привели из помещения, где находились все пленники, в зал, где ожидали Цицерон и сенаторы. Увидев себя в компании своих коллег, молодой сенатор слегка приободрился. Он почти спокойно прошел по проходу, и когда консул показал на письма, спросив, которое из них его, он небрежно взял свое письмо.
— Думаю, что вот это мое.
— Дай его мне.
— Если ты настаиваешь, — сказал Цетег, протягивая письмо. — Хочу сказать, что меня всегда учили, что чтение чужих писем является верхом бескультурья.
