Мы были возле Олимпии, когда Декс спросил:
— Мы можем поговорить?
Мне стало холодно, словно кто-то сунул в живот кусок льда. Я не хотела уточнять, но губы опередили мое сердце.
— О чем?
Тишина заполнила машину, тяжелая, как мешок с песком. Я разглядывала свои ногти и ждала. Я знала, что вопрос был не случайным. Разве не было теории о размере паузы после вопроса или просьбы? Чем больше пауза, тем больше просьба. Может, это лишь выдумали.
Он тихо вздохнул и крепче сжал руль.
— Даже не знаю, с чего начать.
— Если вопросов несколько, то лучше их не обсуждать, — пробубнила я, глядя, как мимо проносится дорога. Я хотела задать ему миллион вопросов. Как вышло, что он выглядел лучше после всего, что я пережила? Почему мне пришлось страдать, когда он меня бросил, а он выглядел и вел себя как современный Адонис? Когда я перестану злиться на него?
Он потянул за край кепки, и его глаза оказались в тени.
Пауза затянулась. Если бы волнение было живым существом, оно бы выбило окна и убежало.
Он смотрел на машины перед нами и тихо сказал:
— Почему ты не сказала мне, что была беременна?
Я догадывалась, что этот вопрос возникнет. Мама подняла это копье раньше, и я знала, что попало копье по Дексу.
Но я не была готова к этому.
Я глубоко вдохнула.
— Я не знала, пока не стало слишком поздно.
— Перри…
— Правда, — зло сказала я.
Он закусил губу, глаза оставались скрытыми.
— Иначе ты бы мне рассказала?
Я покачала головой.
— Нет.
— Это не честно…
— Не честно?! — возмутилась я. Он скривился и сжал руль. — Не смей так говорить! Думаешь, я хотела беременность?! Если бы я узнала раньше, я бы избавилась от этого. Я бы избавилась, потому что это связывало бы меня с тобой!
Декс поднял голову, словно я ударила его по лицу. Его глаза прояснились. Он был потрясен.
Мне было плохо, но это не мешало продолжать, чувства надвигались лавиной.
— Ты все разорвал. Ты испугался и разрушил меня. Я ничего тебе не должна! Ты не имеешь права знать, что происходит в моей жизни. Тебе нет никакого дела. У тебя ничего нет!
— У меня было право, — возразил он мрачно и едва слышно.
— Нет…
— Это был и мой ребенок! — завопил он, его тело содрогалось. Он кричал с такой болью, что я подпрыгнула на сидении. Я замолчала, ощущая себя глупо, пристыжено и очень маленькой.
Прошло пару мгновений, его слова пропитали атмосферу, сделав ее тяжелее, чем раньше. Я ерзала, думая, что ошиблась, поехав с ним. Не только я злилась, но мне казалось, что право на это есть только у меня.
