Не знаю, зачем это понадобилось живущему в зеркале? Ведь на других женщин он так не реагировал. По всей видимости, Полина заняла в моей жизни то место, на которое до нее не претендовали, — его место.
Это случилось, когда мы с ней были в гостях у Аркадия Ефимовича. Он, сверкая улыбкой и нежной проплешиной, водил нас по квартире и с гордостью показывал свою коллекцию картин. «Это Стрельцов, — говорил он. — Спился. А это Полуэктов. Выбросился из окна. Теперь его картин в Союзе почти не осталось, все повывезли. А какой талант был! Цветоэнергия просто чудовищная». Мы переходили от картины к картине, от желтого к белому, от красного к коричневому — и вдруг белый домик кротко вспыхнул на стене, дверь в нем доверчиво распахнулась, и в проеме я увидел кусок голубой лестницы, винтообразно уходящей вверх. Я замер: «Что это?»
— Нравится?
— Очень. Он тоже... выбросился?
— Кто? Вася? Нет, он еще жив. Кстати, он свои картины недорого продает, совсем недорого.
— Еще бы, — вмешалась Полина, — у него же их никто не покупает.
И тут Аркадий Ефимович и сказал эту фразу, эту дикую фразу:
— Да, кстати, Полина, я тут на днях вашего отца видел.
— Какого отца? — Я повернулся к ней. Она смотрела на меня как нашкодившая школьница.
— Не волнуйтесь, Павел Сергеевич. — Аркадий Ефимович мягко дотронулся до моего локтя. — Он совсем не такой уж плохой человек. Он мне сказал, что сейчас почти что не пьет.
— Кто не пьет?!
— Я не понимаю, — растерялся он. — Полина, объясните же, я не понимаю.
Она потупила глаза и стала елозить мыском туфельки по полу. Потом медленно подняла к нему лицо, на котором уже было изображено смущение, и сконфуженно прошептала:
— Простите меня, Аркадий Ефимович, я пошутила.
— Да о чем речь? — закричал я.
Она потерлась головой о мое плечо и прошелестела:
— Он не отец, он в ЖЭКе работает. Я боялась, что ты рассердишься.
— Так он не ваш отец? — удивился Аркадий Ефимович.
— Да что здесь происходит? — Я крепко взял ее за плечо и тряхнул. Голова ее послушно болтнулась из стороны в сторону. Эта покорность неожиданно возбудила меня, и я тряхнул ее сильнее, потом еще и еще, на какую-то секунду мне даже показалось, что ей это нравится, нравится делать вид, что она боится меня. Хотя, может быть, она и вправду испугалась, потому что Аркадий Ефимович вдруг схватил меня за руку и закричал:
— Прекратите, сейчас же прекратите, ведь это женщина!
И тут со мной случилось странное: я вдруг перестал понимать, где я нахожусь и кто эти двое — плешивый мужчина и рыжая женщина. Белый домик кротко мерцал на стене, дверь в нем была доверчиво распахнута, в проеме виднелся кусок голубой лестницы. И я шагнул в эту дверь...
