— Татьяна Петровна, вы бы все-таки выбирали выражения!
— Так, значит, не родственница.
— Да вам какая разница?
— Как — какая? А что ж это, тут всякие подозрительные личности поселяться будут, а мне какая разница? Я ведь домовый комитет.
— Извините, Татьяна Петровна, боюсь на перерыв попасть.
— О, магазин — это дело святое! Особливо ежели пивка для рывка. Ладно, иди, а то еще и впрямь опоздаешь.
Вечером я застал Полину в слезах.
— Что? Что случилось?
— Эта женщина, — выхлипнула она.
— Какая еще женщина?
— Толстая. Она, наверно, беременная.
— Кто беременная? Теперь ты будешь шарахаться на улице от каждой беременной! Мало мне кузнечиков. Она что, тоже прыгнула на тебя?
В ответ Полина зарыдала еще громче.
— Ну что ты? Что с тобой?
— Она сказала, что без прописки нельзя. И что она домовый комитет.
Я начал догадываться, в чем дело.
— С тобой что, Татьяна разговаривала? А зачем ты всякую дуру слушаешь?
— А вы меня теперь не выгоните?
— Ну уж если прежде не выгнал... — шучу я и осекаюсь: девочка смотрит на меня с таким ужасом, что я неожиданно для самого себя порывисто наклоняюсь к ней и целую ее горестный зареванный рот.
Она слабо всхлипывает и утыкается головой мне в живот.
Ночью мне приснилось, будто я стою на эскалаторе в метро. А на его полированной фанере матово светятся белые шары, похожие на гигантские коконы, и я еду вниз и трогаю коконы рукой. От моих прикосновений они размягчаются и начинают нежно посапывать.
— Желаете приобрести? — Розовощекий мужчина с нежной пролысиной в черных волосах неожиданно материализуется рядом со мной.
— А разве их можно купить? — удивляюсь я.
— Да не то что можно. Прямо-таки нужно, голубчик. Вы их этим очень поддержите. Какой желаете — помельче, покрупнее?
— Не знаю, — смущаюсь я. — Сами понимаете, ответственность.
— Да уж если приручите... — Он ласково гладит коконы. «Ня-ня-ня», — пищат коконы, разевая беззубые ротики-ранки.
— Да они же у вас голодные! — возмущаюсь я. — Во сколько они завтракали?
— Завтракали? — мнется розовощекий. — Понимаете, как бы вам объяснить? Они еще не совсем родились. Все зависит от обстоятельств. Впрочем, у вас вряд ли еще будет такой шанс.
— Беру, — поспешно говорю я.
— Вы в этом уверены? — недоверчиво улыбается он. — Кого хотите? Самца? Самочку?
— Я хочу девочку.
— О, у вас тонкий вкус.
На следующий день я опять застал ее в слезах. Она подняла ко мне припухшее личико и хрипло выкрикнула:
— Они сказали, что моими рисунками только детей стращать. И что у меня женская рука. А я им сказала, что у них мужская нога.
