Паулюс глянул на Лиз. Сделал «страшные глаза». И шепотом спросил:
— Папа так быстро ушел?
— Ошиблись адресом, — соврала она. — Кофе хочешь?
— Что я хочу? — переспросил Паулюс.
Лиз тяжело вздохнула. И тут же, рассмеявшись, погладила его шею.
— Ничего, привыкнешь. Можно дурацкий вопрос?
— Можно, — торжественно объявил Паулюс и стащил с себя рубашку.
Лиз пробежалась глазами по его плечам, рукам, мышцам на груди и животе… и еще… пониже… Сглотнула. Античный бог. Не иначе. К-н-и-г-о-л-ю-б.н-е-т
— Я все никак не запомню. Как тебя зовут? — прервавшимся голосом спросила она.
Он резко притянул ее к себе и прошептал на ухо, касаясь губами кожи:
— Паулюс. Бабенбергский.
— Отлично, — закрывая глаза, и томно откинув голову назад, прошептала Лиз, — я буду звать тебя Поль Бабенберг.
«Поль Бабенберг», — отозвалось в ней. Поль Бабенберг? Лиз резко распахнула глаза, похлопала ресницами и прошептала: — Поль Бабенберг?
Следующий час обнаженный бывший монах, сидя на кровати, следил за отчаянно мечущейся по комнате Лиз, которая, энергично жестикулируя, рассказывала ему о том, как двадцать лет назад из семьи партнера ее отца, Николя Бабенберга, исчез трехлетний сын Поль.
За этот час Паулюс даже, кажется, успел вздремнуть. Он бы с большей охотой занялся совершенно другим и даже пару раз пытался остановить ее рассказ поцелуем. Но справиться с Лиз, что-то вбившей себе в голову, было невозможно. Когда она все-таки завершила свое увлекательное повествование, он зевнул и сказал:
— Печальная история. Жалко мессира Николя.
Лиз остановилась посреди комнаты и внимательно посмотрела на Поля. Теперь она уже видела в нем сходство со стариком Николя. Сходство? Черт, да это его молодая копия. Очень красивая копия!
— Ты ничего не понял? Николя — твой отец!
Как это могло произойти, в голове ее не укладывалось. Но там же не укладывались очень многие вещи. Например, почему байкер из ее юности однажды свалил от нее на какой-то рокерский фестиваль с вещами и больше уже не вернулся, почему Алекс Романи бросил Легран ради ее сомнительной персоны. Почему Легран настаивала на натурализме там, где нужна была просто волшебная сказка. Почему она очутилась в двенадцатом веке. И, наконец, почему назад вернулась с Полем.
— Ерунда какая, — Паулюс решительно отмахнулся от фантазий Лиз. — Я — сирота. Меня подбросили в монастырь. Брат Ансельм нашел меня. Мне было… года три, — он замолчал и уставился на девушку.
— И в рубашечке с надписью «Поль Бабенберг»? — прошептала она, подсев к нему на кровать. — Беленькая? Трусиков не было.
