В одно мгновение чья-то тень сошлась в траве с тенью герцогини, горячее дыхание опалило затылок, и чьи-то руки сжали ее плечи. У самого уха раздался голос Скриба.
— Ваша Светлость одна? В столь ранний час? Что ж не спалось?
Вот теперь Катрин вздрогнула и обернулась. Взгляд ее на мгновение вспыхнул и тут же погас, сделавшись ледяным, как эта изморозь на траве.
— Ах, это вы, Серж… — разочарованно сказала она и повела плечами назад, пытаясь сбросить руки наглеца. — Я прекрасно выспалась. И наслаждаюсь этим замечательным утром. И любуюсь замком, в котором совсем скоро стану хозяйкой. Через два дня.
— Через два дня! — в тон ей ответил Скриб. И, не давая вырваться, вдруг оторвал от земли и в одно мгновение увлек ее по узкой тропинке в тень густого кустарника, за которым ни черта не было видно. Вполне удобное место, чтобы остаться незамеченными из башен Трезмонского замка. Едва оказавшись в безопасности, он поставил ее на землю, развернул к себе лицом. И, ни минуты не колеблясь, завладел ее губами влажным горячим поцелуем.
Опешив, она застыла в его руках, позволив касаться себя так, как имеет право касаться лишь муж. Но Скриб не был ее мужем и не мог им быть. Никогда. Катрин дернулась и тщетно попыталась оттолкнуть его. Здесь, за кустарником ее никто не увидит и не придет на помощь. Кричать не было никакой возможности. Крик пропадет в его поцелуе…
Эти мысли промелькнули в голове Катрин в одно мгновение, и она… укусила Скриба.
От неожиданности он отпустил ее. И разомкнул губы, ожидая, что и она ослабит хватку, отпустив его. Почувствовав, что Серж больше не держит, герцогиня отступила на шаг. Ее глаза метали молнии.
— Что вы себе позволяете? — зло спросила она и поправила диадему на сбившемся покрывале, прикрывавшем волосы.
Он тяжело дышал. В глазах его читался не меньший гнев, чем в ее. Медленно потрогал распухающую губу. И наконец, иронично изогнув бровь, склонил перед нею колени и проговорил трагичным голосом:
— Я лишь пытался угодить своей госпоже. Коли она недовольна, то пусть накажет меня так, как до́лжно неумелого слугу. И я с радостью приму наказание.
Однако взгляд его вместо того, чтобы быть опущенным к земле, бесстыдно изучал всю ее невысокую, но величественную фигуру. Герцогиня же взирала на коленопреклоненного трубадура у своих ног, понимая, что в его словах на самом деле нет ни капли смирения. Она сделала глубокий вдох и ровно произнесла:
— Вы забываетесь. Ваше поведение не достойно слуги знатной дамы. Мой покойный супруг слишком многое вам позволял. И вы забыли свое место. Ваша обязанность — услаждать мой слух поэзией и музыкой. А ваши канцоны в последнее время навевают на меня лишь тоску. Мне следует подумать о том, чтобы пригласить другого трубадура.
