— Я не стану перед вами оправдываться, господин капитан. Впрочем, именно ваше хорошее мнение о немецких женщинах мне бы показалось лицемерным.
— Ваше право, Маргарита. Хорошо, я передам письмо. И как только придумаю, что делать с вами, дам вам знать. Вы можете идти.
Она только кивнула и пошла к выходу. Спина ее оставалась идеально ровной, и Юбер почему-то подумал, что не так уж сильно не понимает Уилсона… Несмотря ни на что. Грудь у нее, и правда, была красивее, чем у Карин — даже через сорочку. Едва дверь за фрау Лемман закрылась, он рванул край конверта и вынул из него исписанный ровными буквами листок.
«Дорогой Ноэль!
Не знаю, решусь ли я передать тебе это письмо. Найдет ли оно тебя, если передам. Станешь ли ты читать, если получишь. Я молюсь, чтобы ты не нуждался в моих словах и все давно забыл. И все же прости меня, что я отказалась уехать с тобой.
Я не могу бросить мужа. Зная, что он через многое прошел. Я также знаю, что он совершил много поступков, за которые должно быть стыдно. Но не я ему судья. Когда-то мы выбрали друг друга. Мы мечтали о многом. Ты должен меня понять. У тебя тоже была женщина, которую ты выбрал. Только представь, что она оказалась жива.
Однажды Рихард сказал, что у каждого свое прошлое, и оно всегда с нами. Да, я выбрала остаться — с ним, в своей стране. Грета Лемман всегда была трусливой. Это не оправдывает меня. Но теперь я рада, что ты уехал, и я не посмела позволить себе испортить твою жизнь. Ты слишком дорог мне для того, чтобы я навязывала тебе свое прошлое. В Лёррахе я увидела его достаточно ясно, чтобы понять, что однажды ты устанешь от тех упреков, которые будут связаны со мной. Ни минуты не сомневаюсь, ты бы проявил великодушие и оставался со мной из чувства долга. Но согласиться уехать с тобой — значило бы признать за тобой этот долг.
Не думай, пожалуйста, что я не люблю тебя. Я не жалею ни о чем. Каждое мгновение рядом с тобой было для меня подарком, праздником, только моим Рождеством.
Прощай. Будь счастлив за нас двоих. Я бесконечно сожалею, что вмешалась в твою жизнь. Но благословляю тот день, когда ты появился на пороге нашего дома».
Юбер сложил письмо и вернул его в конверт. Затем бросил на стол и подошел к окну. День за стеклом был до отвращения солнечным и светлым. Совсем не так, как в его душе. Потому что в душе его ни черта разобрать было нельзя, будто в сумерки.
— Два идиота! — процедил он сквозь зубы и выругался.
Несколько недель спустя капитан Анри Юбер самолично явился в дом Лемманов и сообщил, что вскоре будет перевозить в Гамбург двух известных ученых, в том числе и Альберта Кунца. В машине оставалось еще одно место. Для Маргариты Лемман.
