— Слушай, да забирай ты себе Карин и не завидуй, — засмеялся Ноэль. — Будешь достаточно щедр, и о тебе станет спрашивать в следующий раз.
— Иди к черту, — хохотнул Юбер, — не по карману. Могу позвать ее на концерт, как раз приглашения из мэрии завалялись, но, думаю, ей не подойдет.
— Да и припоздал ты. Лемманы ушли еще пару часов назад.
Поймав непонимающий взгляд Анри, Ноэль только усмехнулся:
— Я отдал им свои билеты.
— Болван!
— А они как добропорядочная супружеская пара бюргеров надели лучшее, что у них было, и отправились слушать Гайдна, — невозмутимо продолжал Ноэль.
— Кто супружеская пара? — не понял Юбер.
— Лемманы. Я у них живу. Пять месяцев.
В глазах лионца появилась насмешка, красивые губы неприятно скривились, портя лицо с его крупными чертами.
— Маргарита Лемман, тридцать лет, официантка, член НСДАП?
— Тебе пора бросать пить, — рассмеялся Ноэль.
— Рихард Лемман, сорок девять лет, ветеран первой мировой, беспартийный?
— Или за добавкой сходить? Язык еще не заплетается?
Юбер вдруг на минуту сделался серьезным и будто протрезвел.
— Они не муж и жена.
Ноэль, направившийся было в сторону двери, остановился и удивленно вскинул брови.
— Вот как? Живут под одной крышей, с одной фамилией, отношения самые нежные — и не муж и жена?
— Самое большее — любовники. Она его невестка. Ее муж в сороковом еще пропал. Неудивительно, что отношения самые нежные. Отсутствие руки не делает мужика импотентом.
— Он ей в отцы годится, — нахмурился Ноэль.
— Значит, как муж он ей подходит, а как любовник — в отцы годится. Уилсон, кто из нас пьян? Ты пять месяцев у них прожил, и ничего не знаешь?
В жизни Ноэля Уилсона подчас случались моменты, когда он чувствовал себя идиотом. Но чтобы так… определенно впервые.
Декабрь 1945
В начале зимы приехал Оскар. Совсем взрослый, совсем чужой, похожий на Николая Авершина, которого сам Ноэль отцом называл через раз. Светлые, почти белые в детстве волосы потемнели, стали темно-русыми. Оскар выше Ноэля на полголовы. Еще подростком в рост шел с такой скоростью, что не успевали покупать новые брюки. И вырос таким же долговязым, как отец. А выразительные глаза были совсем мамины, той же немного вытянутой формы, коньячного оттенка, с пушистыми по-женски ресницами. Чуть удивленные, озорные, временами дерзкие. И такие молодые. Впрочем, он и был мальчишка. Как только в фотокорры попал? Да еще и сражения фотографировал. Хотелось надрать ему уши и сгрести в охапку. Это казалось так просто, когда Оскару было тринадцать. И так глупо теперь.
