— К черту пьян! А вот, что я расскажу тебе. Дурацкая история. Тебе не понравится. Она про одного французского мальчика… Назовем его Анри. И одну французскую девочку… Мадлен. Так вот… Пока мальчик торчал в каком-то вшивом шталаге в Меце, а его семью убивали эсэсовцы в Лионе, в другом конце города в маленький отель, принадлежавший тетке Анри, поселили восемь немецких солдат, а тетушка и ее дочка… Мадлен, перешли в пристройку, где и жили себе, стараясь не показываться немцам на глаза лишний раз. Они даже думали переехать в домик семейства мальчика Анри. Раз уж тех так вовремя расстреляли. Но немножечко не успели. Чуть-чуть. Кузина Анри очень уж понравилась тем солдатам… И как раз ко времени что-то там доблестная армия Третьего Рейха заняла… Было что отметить, и было с кем отметить. И они, все восемь, насиловали Мадлен двое суток раз за разом, раз за разом, по одному, по двое… Тетка ничего не видела, ее привязали к батарее в соседней комнате. Но там была отличная слышимость. Она два дня прожила, слушая сначала вопли и крики, потом стоны, потом уже только скрип кровати. И понимала, что когда все смолкнет, значит, девочка умерла. Ей было без малого шестнадцать… Разрывы, кровотечение… что там бывает у девочек… Черт подери, Уилсон, они двое суток насиловали мою пятнадцатилетнюю кузину, пока я гнил в этом чертовом шталаге!
Юбер схватился за кружку и стал жадно пить, не чувствуя, как пиво тонким ручьем стекает с уголков его губ по подбородку, по шее, за вырез рубашки.
— Она выжила? — хрипло спросил Ноэль.
Анри дернулся, пролив еще немного, и поставил кружку на стол. Потом поднял глаза на Уилсона, и в пьяном его взгляде была чернота.
— Она выжила. Пришел офицер… Вроде твоего обера… Этот порядочный был, пожалел двух баб. Солдат перевезли куда-то, тетку отвязали, доктора нашли. К вечеру привезли пакет картофеля, муки и сумку с армейскими консервами и шоколадом. А потом тетка два раза вытаскивала свою дочь из петли. Мало тебе? Когда мне было тринадцать, а Мадлен шесть, она сказала мне, что все равно не знает никого, красивее меня, и предложила сбежать и пожениться. Я обещал ей, как только вырастем.
— Что с ней теперь?
— С ней? Да ничего. Так и живет в Лионе. Голос потеряла. Связки повредились, когда второй раз вешалась. Она мечтала до войны учиться в консерватории. Когда-то у нее был красивый голос. Не очень сильный, но красивый.
— Мне жаль.
— Ни хрена! Мне станет легче, если ты затолкаешь в рот добропорядочной фрау Лемман свой член по самые яйца, — заявил Юбер и пьяно расхохотался.
