Однажды вечером зазвонил телефон.
— Это я, — сказал папа. Так начинались все наши телефонные разговоры. Кто-то из нас первым произносил: «Это я».
И тут началось.
В последнее время он неважно себя чувствует, начал папа. Был у врача в Нуделанне, и там взяли какие-то анализы. Оттуда его отправили на рентген в больницу Кристиансанна. Оказалось, что легкие полны жидкости. В спешке его отвезли в приемный покой, оттуда покатили в помещение, где положили на бок, а в спину воткнули дренажную трубку. И так сначала одно, а потом второе легкое очистили от жидкости. Он лежал и смотрел, как прозрачные пакеты медленно наполнялись чем-то похожим на кровь, только светлее, с маленькими белыми частичками. Наконец набралось четыре с половиной литра.
Голос его звучал совершенно обычно. Спокойно. Это же папа. Рассказав свою историю, он спросил о погоде в Осло. Я чувствовал себя как-то странно, будто в тумане, и мне пришлось подойти к окну, отодвинуть занавеску и выглянуть на улицу.
— Кажется, идет снег, — сказал я.
— А здесь ясно, — ответил он.
— Вот как, — сказал я.
— И холодно, — добавил он. — Холодно и ясно.
Вот и все. Это было начало.
Обнаружили затемнение одной почки, правой. Было это в апреле, лед уже сошел. Мне исполнилось двадцать. Затем из него снова выкачали почти литр жидкости. Я не мог понять, как можно дышать с литрами воды в легких, он тоже не понимал, похоже, и врачи тоже. Но все же он дышал.
Он позвонил мне с больничной койки. Был вечер, но все еще светло. Светлый, теплый апрельский вечер с неясным, будто бы грязным воздухом.
— Это я, — сказал он.
И мы говорили минут пять. Спокойный тихий разговор почти ни о чем.
— У тебя скоро экзамены? — спросил он.
— Да, — ответил я. — Скоро.
Я слышал тихую музыку где-то в глубине. Казалось, она играет внутри телефонной трубки. Очень тихая музыка.
— Как погода? — спросил я и тут же понял, что это его вопрос, не мой, и даже за четыреста километров я покраснел.
— Не знаю, — ответил привычным голосом папа. — Я не могу вставать. Здесь масса шлангов и трубочек. А в Осло?
— Здесь весна, — сказал я.
— Да, — отозвался он. — Мне кажется, здесь тоже весна.
В конце апреля я ненадолго отправился домой. К тому времени он уже вернулся из больницы в Клевеланне. Первое, что меня поразило при встрече, — его увеличившиеся глаза. Он лежал на диване под пледом и смотрел на меня новыми большими глазами, и целый вечер и большую часть следующего дня я привыкал к ним. Казалось, они видят все насквозь и в то же время ничего из увиденного не понимают.
