Язык огня | страница 24
В новом году писем не приходило долго. В феврале пришла открытка. На ней была сторожевая вышка на границе между Норвегией и Советским Союзом. На обороте было написано: «Солдат на вышке — я». Сначала они заволновались. Подумать только! Не у всех родителей сыновья попадают на открытку. А потом восторг поутих. Ингеманн первым заметил, что человек на открытке никак не может быть Дагом. Он ни капли на него не похож. Альма тоже заметила, но ничего не сказала. Она вытерла руки о кухонное полотенце и поставила открытку на подоконник, когда Ингеманн ушел в мастерскую, и больше не возвращалась к этому разговору. Открытка постояла там несколько дней, а однажды она взяла и переставила ее к кубкам на полке над пианино.
Больше писем они не получали. Только в марте пришла открытка, где сообщалось, что он приезжает домой. И все. Даже имени не было. Только: Приезжаю четырнадцатого. И подпись: Солдат. Ингеманн считал, что ему дали отпуск. Обычное дело. Альма не была в этом уверена. Что-то смущало ее в подписи. Не похоже на Дага. Непонятно. Хорошо бы позвонить ему, но номера телефона не было.
На следующий день Альма мыла пол и заметила человека на дороге от Браннсволла. Он шел спокойно и медленно, и было в нем что-то знакомое. На несколько секунд она задумалась. И вдруг:
Это же он.
Вот так он оказался дома, во дворе, было тринадцатое число, то есть день накануне того, как он должен был приехать. На нем была парадно-выходная форма, длинные светлые волосы исчезли, виднелся лишь голый череп.
— Ты?! — сказала она.
А он стоял в свете мартовского солнца и улыбался. Она медленно подошла и обняла его.
— Подумать только, как далеко ты был, — сказала она.
— Но теперь я дома, мама, — ответил он. — Я никогда больше не уеду.
Он произнес это очень твердо. Слова прозвучали немного странно, но Альма решила пока об этом не думать, она была так рада его видеть. Рада, удивлена и немного смущена.
— Как тебе там было? — спросила она.
— Отлично, — ответил он.
— Ну вот и хорошо, — сказала она. Они молча стояли на дворе, а с крыш капало. Они услышали, как открылась дверь мастерской, и на пороге появился Ингеманн.
— Ты здесь? — сказал он.
— Вроде да, — ответил он.
Ингеманн вытер руки о грязную тряпку, подошел и поздоровался с сыном за руку.
— Я тебя не узнал, — сказал он и как-то натянуто засмеялся. Теперь они стояли втроем в свете низкого мартовского солнца. Их длинные и худые тени тянулись от дома до самой дороги. Они не говорили ни об открытке, ни о подписи, но о том, почему он так неожиданно приехал.