Жена султана | страница 18
Потом она сказала на нашем наречии:
— Для этих людей мы никто, просто кусок мяса, который им подвластен. Но наших знаний и нашего духа у нас никто не отнимет, и мы не должны их терять. Знание и воля — вот ключи к могуществу.
Она склонилась ко мне, и глаза ее блеснули.
— Знаешь, как называют этот напиток, мальчик?
Я глянул на стол, где стояла чашка, от которой шел пар, и промолчал.
— Это кофе, питье и горькое, и сладкое — совсем как жизнь. Я пью его пополам с молоком, — сказала она. — Половина того, половина этого, по-арабски это будет «нус-нус». Так я тебя и стану звать, поскольку пока ты не преодолеешь то, что с тобой сделали, ты — половинное существо.
Сейчас я наклоняюсь к ней, и меня оглушает запах мускуса и нероли.
— Можем мы поговорить где-нибудь в более укромном месте, госпожа?
— Мы одни, Нус-Нус, если ты не заметил.
— У соглядатаев длинные уши.
Она улыбается — там, где зубы заменили драгоценным металлом, вспыхивает золото. Говорят, когда ее купили, ей вырвали зубы, чтобы она не укусила мужчину за нежное место, но, возможно, это подлая клевета. У Зиданы в запасе всегда было оружие куда более изощренное и опасное, чем жалкие зубы.
Я следую за ней во внутренний покой, который она быстро пересекает, ловко подхватывая юбкой ковер. Под ковром обнаруживается лаз, в нем видны ступени лестницы, ведущей в темноту. Она проскальзывает в лаз с неожиданной при ее толщине гибкостью.
— Иди за мной.
Внизу, в темноте, загорается свет, и по мере того, как я спускаюсь, становится видна вытянутая комната с низким потолком. Диван возле дальней стены, стол, на котором стоят большая ступа с пестиком, курильница и стеклянные реторты, шкафы с множеством ящичков вдоль стен, полки, забитые склянками и шкатулками, совсем как в лавке сиди Кабура.
Логово чародейки, под самым носом Мулая Исмаила!
Я чихаю: тут чем-то пахнет, затхлым и гадким.
— Какая честь, госпожа. Кто еще знает про это место?
— Никто… из живых.
— Только тот, кто это выстроил.
Зидана красноречиво улыбается. Замечательно: так я теперь — единственный живой, посвященный в ее тайну? Положение мое представляется мне совсем безнадежным.
Она обращает на меня светящиеся глаза.
— Итак, Нус-Нус, где то, что я велела доставить?
Я решаю говорить начистоту:
— Сиди Кабур мертв. Убит.
Я рассказываю ей, что случилось, не утаив и собственной глупости. Когда я дохожу до обрывка списка, торчавшего изо рта покойника, она яростно перебивает:
— Ты записал, что мне нужно? И оставил список там, где его любой мог увидеть?