Жена султана | страница 18



Потом она сказала на нашем наречии:

— Для этих людей мы никто, просто кусок мяса, который им подвластен. Но наших знаний и нашего духа у нас никто не отнимет, и мы не должны их терять. Знание и воля — вот ключи к могуществу.

Она склонилась ко мне, и глаза ее блеснули.

— Знаешь, как называют этот напиток, мальчик?

Я глянул на стол, где стояла чашка, от которой шел пар, и промолчал.

— Это кофе, питье и горькое, и сладкое — совсем как жизнь. Я пью его пополам с молоком, — сказала она. — Половина того, половина этого, по-арабски это будет «нус-нус». Так я тебя и стану звать, поскольку пока ты не преодолеешь то, что с тобой сделали, ты — половинное существо.


Сейчас я наклоняюсь к ней, и меня оглушает запах мускуса и нероли.

— Можем мы поговорить где-нибудь в более укромном месте, госпожа?

— Мы одни, Нус-Нус, если ты не заметил.

— У соглядатаев длинные уши.

Она улыбается — там, где зубы заменили драгоценным металлом, вспыхивает золото. Говорят, когда ее купили, ей вырвали зубы, чтобы она не укусила мужчину за нежное место, но, возможно, это подлая клевета. У Зиданы в запасе всегда было оружие куда более изощренное и опасное, чем жалкие зубы.

Я следую за ней во внутренний покой, который она быстро пересекает, ловко подхватывая юбкой ковер. Под ковром обнаруживается лаз, в нем видны ступени лестницы, ведущей в темноту. Она проскальзывает в лаз с неожиданной при ее толщине гибкостью.

— Иди за мной.

Внизу, в темноте, загорается свет, и по мере того, как я спускаюсь, становится видна вытянутая комната с низким потолком. Диван возле дальней стены, стол, на котором стоят большая ступа с пестиком, курильница и стеклянные реторты, шкафы с множеством ящичков вдоль стен, полки, забитые склянками и шкатулками, совсем как в лавке сиди Кабура.

Логово чародейки, под самым носом Мулая Исмаила!

Я чихаю: тут чем-то пахнет, затхлым и гадким.

— Какая честь, госпожа. Кто еще знает про это место?

— Никто… из живых.

— Только тот, кто это выстроил.

Зидана красноречиво улыбается. Замечательно: так я теперь — единственный живой, посвященный в ее тайну? Положение мое представляется мне совсем безнадежным.

Она обращает на меня светящиеся глаза.

— Итак, Нус-Нус, где то, что я велела доставить?

Я решаю говорить начистоту:

— Сиди Кабур мертв. Убит.

Я рассказываю ей, что случилось, не утаив и собственной глупости. Когда я дохожу до обрывка списка, торчавшего изо рта покойника, она яростно перебивает:

— Ты записал, что мне нужно? И оставил список там, где его любой мог увидеть?