— А будет и три? — Яна сняла с плеча Киры невидимую соринку. В её зрачках плясали и смеялись чертенята.
— Будет и три. Работать всерьёз и не валять дурака, — закончила Кира и направилась к двери.
— Ну простите, — со смехом догнала её Яна. — Мне просто хотелось добиться индивидуальных занятий.
— Вы могли прямо попросить об этом с самого начала. Я не люблю, когда попусту тратят моё время.
Быстрым, мягким шагом Кира вышла из зала. Женственностью её походка не отличалась, скорее, в ней сквозила сила, не лишённая пластичности и своеобразной грации большого хищника. Смеющаяся Яна настигла её уже в раздевалке, забежав вперёд.
— Ну простите меня, я больше так не буду. Обещаю впредь подходить к делу серьёзно. Я согласна на все ваши условия, сэнсэй.
*
В камере СИЗО об условиях для занятий не шло и речи, но Кира и там умудрялась поддерживать себя в форме: отжималась от пола, качала пресс, приседала со своим весом, стояла в планке, не пренебрегала растяжкой. Она просто делала то, к чему привыкла, и это помогало оставаться собранной, не раскисать и физически, и морально. Камера была душная и тесная, и большую часть пространства занимали двухъярусные железные койки и стол. Сокамерницы смотрели на неё безучастно, не мешали. Даже вняли её просьбе не курить во время выполнения упражнений. Настроение у них преобладало подавленное. Они мучились от тревоги и вынужденного безделья.
Правда, когда к ним в камеру поступила одна беспокойная особа по имени Валька, возникли небольшие проблемы. У Вальки это была уже не первая судимость, она отличалась скандальным нравом, ко всем цеплялась, стремилась навязать свой «авторитет». Неопытные сокамерницы принимали это за чистую монету, и ей быстро удалось подмять их под себя. Лютова знала не больше них, но ей почему-то казалось, что всё это — дешёвые понты. Они видели её впервые и вряд ли что-то о ней слышали — что ей мешало пустить им пыль в глаза? Она просто хотела утвердиться, вот и гнула пальцы веером.
У Вальки были короткие соломенные волосы и субтильное телосложение. Возраст? Ей, преждевременно увядшей от разгульной жизни, могло быть от тридцати до пятидесяти. Казалось, состояние покоя ей было неведомо: то она покачивала ногой, то барабанила пальцами, вскакивала и садилась, принималась расхаживать по камере. Сигареты она сосала постоянно, на этой-то почве у неё с Кирой и вышли разногласия.
— Вы не могли бы не курить в ближайшие часа полтора? — попросила её Кира, собираясь приступить к своим упражнениям. — Здесь и так дышать нечем, кислорода мало. Тяжело заниматься.
