Розалия Марковна, неся на отлете облобызанную руку, уплыла в боковую дверь и скоро появилась с букетом из пяти больших красных роз и широким листом серой оберточной бумаги. Положив бумагу на прилавок, она ловко перетасовала розы таким образом, что их как бы стало вдвое больше, уложила букет на бумагу и свернула из нее длинный кулек.
При этом ни на секунду не закрывала своего большого рта:
— Ах, разве это уже торговля, Исак! Ты помнишь, какая у меня была торговля на Дерибасовской? И всё уже на виду, ни от кого не надо прятать! А розы! Разве это уже розы, Исак! Это одно таки недоразумение, а не розы! Ты помнишь, какие уже розы были у меня в моем магазине? О-о! Это таки были настоящие розы! Греция, Болгария, Румыния, Крым — у каждого букета свой аромат, своя уже прелесть! Ко мне за цветами присылали из лучших домов Одессы! Со мной таки раскланивался сам Израиль Исулович! А мы бросили все и поехали в Москву… О чем мы уже думали, Исак? — всплеснула массивными руками Розалия Марковна и сама же ответила: — Мы таки думали уже, что здесь точно сможем поставить дело на широкую ногу. И что мы таки имеем? Мы уже имеем, что никакого дела нет! Разве для этого мы совершали революцию, Исак? Разве для этого добивались отмены всяких ограничений для бедных евреев? Мы таки имеем уже полный швах!
Бабель переминался с ноги на ногу, тревожно поглядывал по сторонам: эта чертова баба никогда не думает о том, что говорит. Над ее антисоветчиной потешался в свое время Ягода, потом Ежов, однако никто не тронул этот большой кусок мяса, потому что все ее слушатели наверняка думали примерно то же самое, что и несостоявшаяся миллионерша с Дерибасовской. Но теперь на Лубянке другие люди, они таки доберутся до цветочного магазина по улице Горького…
— Да не оглядывайся ты, Исак: здесь все равно никого уже нет! — басит Розалия Марковна. — В заведении тети Розы нет чужих ушей и глаз. Все, что здесь говорится, таки здесь и умирает. Ты лучше скажи мне, куда уже подевались все наши? Где милейший Авербах? Где Лева Кац? Где любезнейший Миша Фридлянд? Где Яша Блюмкин? Где милый Агранчик? Что там уже себе думает твой Сталин? Я не знаю, для кого берегу цветы в своей подсобке. Неужели таки для всех этих необрезанных гоев, неотесанных ивановых-петровых-сидоровых? Стоило ли ехать в Москву из нашей Одессы, чтобы ублажать всю эту рвань! Ах, Иса-аак, что уже происходит? — стонет Розалия Марковна. — В моем бедном уме уже все окончательно таки перепуталось.
