Слова произносились с такой поспешностью, что стали практически нечленораздельными. В последовавшей за ними тишине голограмма несколько раз беззвучно раскрыла рот. Затем снова зазвучал голос:
— Ты можешь решить, что это оправдание. Что я испугался и лучше бы вовсе умер. И чтобы быть объективным, — здесь он впервые улыбнулся — некрасиво, натянуто, — я должен признать такую вероятность. История оправдает меня или осудит. Я же надеюсь, что она меня забудет.
Джин слушала не то объяснения, не то оправдания отца, лившиеся нескончаемым потоком. Слишком много, чтобы осознать, слишком много, чтобы спорить. За несколько секунд на Джин вывалили все, в чем Гален винил себя годами. Он пытался ответить на все ее вопросы, предвосхитить все ответы, и этот словесный поток лишил ее любой возможности рассуждать логически или злиться.
Как же ей не испытывать ненависти?
Как же не болеть ее сердцу?
Ей нужно присесть. Ноги затряслись, словно трость Со.
Но она стояла и смотрела.
— И я сделал то, чего никто не ожидал. Я солгал. — Его голос стал увереннее, будто здесь он ступил на твердую почву. — Я освоил науку притворства, я безупречно играл роль сломленного человека, ищущего утешения в работе. Создавая иллюзию собственной незаменимости, я все это время, каждый день, готовил месть.
До тебя, возможно, дошли слухи о боевой станции, оснащенной усовершенствованным лазерным прототипом. Эта боевая станция — не выдумка. Ее основное оружие призвано вскрывать кору планетарного объекта и закачивать в него энергию, пока в веществе не разрушатся межмолекулярные связи. Мы считаем, что окончательным результатом станет молниеносное уничтожение планеты. Ничто не переживет подобного. Ничто и никогда уже не удастся восстановить.
Эта боевая станция… мы зовем ее «Звезда Смерти». Точнее названия не придумать.
Джин слушала об этих ужасах, но осознала их только из-за напряженности в голосе отца; мысли девушки занимало лишь его присутствие, лишь его слова о годах отчаяния, трудов и сомнений.
«Мой отец жив. Мой отец — предатель. Мой отец создал оружие, способное уничтожать целые миры».
«Гален Эрсо не мой отец. Не Гален Эрсо вырастил меня…»
Она напрасно глядела на Со в поисках сочувствия, которое со смехом отвергла несколько минут назад. Он тоже смотрел на голограмму с холодным и мрачным выражением лица, как будто впервые слышал послание Галена, и, вместо того чтобы искать в словах подвох, пытался осознать их истинный смысл.
