Столько устремленных на меня глаз — весь город, вся вселенная, я не мог рисковать поставить себя в неловкое положение. Словно те лица вдоль реки были аудиторией моей жизни, и мысленно я слышал их крики. «Предатель! — орали с дальнего берега. — Трус! Слюнтяй!» Я покраснел. Я не мог этого вынести. Мне были неприятны издевки, унижения и насмешки патриотов. Даже в воображении. До берега было каких-то двадцать ярдов, но это не придало мне дерзости. Это не имело никакого отношения к морали. Неловкость — ничего больше.
И тогда я сдался.
Я пойду на войну, я буду убивать и, возможно, умру — потому что мне неловко этого не делать.
Вот что было самое печальное. И поэтому я сидел на носу лодки и плакал. Теперь уже громко плакал. Да, я разрыдался.
Элрой Бердал продолжал удить. Он придерживал кончиками пальцев леску, терпеливо щурясь на красно-белый поплавок на воде. Взор у него был спокойный, бесстрастный. Он молчал. И он был тут, как река и солнце позднего лета. Но самим своим присутствием он обращал происходящее в реальность. Он был настоящим свидетелем. Он видел меня так же, как и Бог, или боги, которые молча следят за тем, как мы проживаем отпущенные нам сроки, как мы делаем свой выбор или не решаемся его сделать.
— Не клюет, — пробормотал он.
Некоторое время спустя старик убрал удочку и направил лодку обратно в сторону Миннесоты.
* * *
Не помню, как с ним попрощался. В последний вечер мы вместе пообедали, и я рано лег спать, а утром Элрой приготовил мне завтрак. Когда я сказал, что уезжаю, старик кивнул, будто он уже знал. Он взглянул на стол и улыбнулся.
Вероятно, чуть позже тем же утром мы пожали друг другу руки, но я это забыл. Однако я точно знаю, что к тому времени, как закончил собирать вещи, старик исчез. Приблизительно в полдень, заталкивая чемодан в машину, я заметил, что его старого черного пикапа уже нет перед главным строением. Я вошел внутрь и минут десять подождал Элроя, но с чего-то сразу решил, что он не покажется. По-своему, думал я, это уместно. Я помыл оставшуюся после завтрака посуду, бросил на кухонный стол двести баксов, которые он дал мне, сел в машину и поехал на юг в сторону дома.
Небо затянуло облаками. Я проезжал через городки со знакомыми названиями, через сосновые леса, потом добрался до прерии, по которой и мчался до Уортингтона. А оттуда я отправился во Вьетнам, где был солдатом. Затем окончательно вернулся домой. Я выжил, но это не счастливый конец.
