— Ну, стандартной платой было бы пятьдесят баксов за ночь, — сказал он. — Не считая кормежки. Получается четыре ночи, так?
Я кивнул. В бумажнике у меня лежало триста двадцать долларов.
Элрой рассматривал скатерть.
— Но это ставка в разгар сезона. По справедливости надо было бы чуток сбавить. — Он откинулся на спинку стула. — Какая сумма была бы, по-твоему, разумной?
— Не знаю, — отозвался я. — Сорок?
— Сорок — это хорошо. Сорок за ночь. Прибавим еду. Скажем, еще сотню? Всего двести шестьдесят?
— Наверное.
— Слишком много? — нахмурился он.
— Нет, это по-честному. Все нормально. Но завтра… Думаю, завтра мне лучше двигаться дальше.
Пожав плечами, Элрой начал убирать со стола. Минут пять он возился с тарелками, что-то насвистывая себе под нос, точно тема исчерпана. Но потом вдруг хлопнул в ладоши.
— Знаешь, что мы забыли? — сказал он. — Мы забыли оплату. Те простые работы. Нам вот что надо сделать, решить, сколько стоит твое время. На своей последней работе ты сколько в час получал?
— Слишком мало, — вздохнул я.
— Скверная работа была?
— Не то слово.
И тут, сначала медленно, не собираясь вдаваться в подробности, я рассказал про мои дни на консервном заводе. Началось с перечисления фактов, но не успел я осечься, как уже говорил про сгустки крови и водяную «пушку» и про то, как запах въелся мне в кожу и как я не мог его смыть. Болтал я довольно долго. Я поведал, как в моих снах визжат хряки, про звуки бойни и про то, как я порой просыпаюсь от вони свинины, идущей от меня самого.
Когда я закончил, Элрой кивнул.
— Признаться, — сказал он, — когда ты только-только тут появился, я разное думал. Я про вонь. Запах был такой, словно ты чертовски любишь свиные отбивные. — Старик улыбнулся. Шаркнув башмаком по половицам, он пододвинул к себе карандаш и листок бумаги. — И сколько же платили за эту работенку? Десять баксов в час? Пятнадцать?
— Меньше.
Элрой покачал головой.
— Пусть будет пятнадцать. Ты тут на двадцать пять часов наработал. А это триста семьдесят пять баксов оплаты. Вычтем двести шестьдесят за кров и стол, и я все еще должен тебе сто пятнадцать.
Достав из кармана рубашки четыре банкноты по пятьдесят долларов каждая, он положил их на стол.
— Будем считать, что в расчете, — сказал он.
— Нет.
— Забирай. Пострижешься.
Деньги пролежали на столе до конца вечера. Они еще лежали там, когда я ушел в свой домик. Но наутро я нашел приклеенный скотчем к моей двери конверт. Внутри были четыре банкноты и записка из двух слов: «КРИЗИСНЫЙ ФОНД».
