Я тактично осведомился об этом у лейтенанта.
— А мы просто запретим похоронной процессии вступать в город. Мы не сможем запретить людям участвовать в похоронах, но вступать в город запретить можем, потому что это приобретет характер демонстрации, запрещенной военными властями. Капитан Кребс, командующий гарнизоном в отсутствие полковника Латура, выставит на дорогах заграждения, и доступ в Эль-Милию будет закрыт.
— А нужно ли это? Я хочу сказать, достигнет ли это своей цели?
Я перевел вопрос Боссюэ, и он явно заколебался. Мне представилось, что он процеживает вопрос Джи Джи через густую сетку сомнений.
— Возможно.
— Возможно? Давайте-ка внесем ясность. Что значит «возможно»?
— Видите ли, — объяснил Боссюэ. — Лица, желающие вызвать беспорядки, могут, например, проникнуть в город по двое и по трое, и их никак не задержишь. Кроме того, люди, уже находящиеся в городе, могут устроить беспорядки, приурочив их к моменту похорон, и им тоже нельзя помешать.
— Понимаю, понимаю.
— По совести говоря, у нас ни в чем нет уверенности. Поживем — увидим. Готовясь к худшему, будем надеяться на лучшее. — Боссюэ помолчал. — Я хотел бы дать один совет, — продолжал он. — Всем вашим служащим, у которых нет острой необходимости быть в Эль- Милии, я рекомендовал бы завтра не появляться в городе. На всякий случай.
— Снова — «на всякий случай!» — заметил Джи Джи. — Да когда он перестанет твердить одно и то же?
На следующий день многие из нас решили пренебречь предупреждением Боссюэ и отправиться в Эль-Милию, поскольку работы все равно были прекращены.
Теренс поехал вместе со мной. В городе я постарался отделаться от него, условившись встретиться в полдень. Мне захотелось пройтись по улицам и посмотреть, что же, в самом деле, происходит.
В тот день отмечался один из главных мусульманских праздников. В такие дни арабы обычно надевают лучшие платья и предаются всевозможным удовольствиям. После месячного поста и воздержания они стараются наверстать упущенное. В такое время все девять арабских кафе на главной улице Эль-Милии бывают переполнены. Слегка осоловевшие от обжорства арабы сидят здесь с утра до вечера и непрерывно щелкают пальцами, подзывая официантов с маленькими чашечками кофе. Но сегодня все эти заведения были закрыты, за исключением кафе Эль-Хаджи, инвалида второй мировой войны, имевшего множество орденов. Араб по национальности, Эль-Хаджи ценой обеих ног приобрел условный статус французского гражданина. Когда я проходил мимо его заведения, он стоял на костылях у входа, наблюдая, как официанты справляются с большим наплывом клиентов. Публики было много, однако она почти целиком состояла из европейцев. Кроме Хаджи, в кафе было только трое арабов — ими исчерпывалась вся паства новообращенных, какой пока мог похвастаться проповедник мистер Фултон. Эти молодые люди, одетые так, словно они собрались играть в бейсбол, перестали быть мусульманами, не соблюдали пост, и потому праздник не имел для них особого значения. Очевидно, в качестве меры предосторожности жалюзи были опущены не только у арабских кафе, но и у большинства европейских магазинов.
