Много раз, чаще всего в приподнятом настроении и окрыленный надеждой, я поднимался по этой дороге, но сейчас меня вдруг охватило предчувствие, что я последний раз подъезжаю к этому уродливому дому, последний раз позвоню у готической двери, последний раз поднимусь по лестнице и обниму Элен. Я чувствовал, что меня ждет какое-то потрясение, и не мог подавить противного страха, но, сделав усилие, рассмеялся. На меня, несомненно, подействовали Бьюз и другие пессимисты из нашего лагеря. Я стал жертвой массового гипноза. Рюмка вина — и все пройдет.
Я остановил вездеход в небольшой желтой луже под опунцией и, разбрызгивая воду, подошел к двери.
В дом меня впустила наглая горничная. Сделав вид, что не замечаю ее взгляда, я прошел в гостиную. Элен здесь не оказалось, и я, налив себе вина, уселся и стал ждать.
На низеньком столике лежала книга «Красное и белое». Стены комнаты были покрыты бледно-серой краской. Несмотря на простую, почти пуританскую обстановку, все в этой комнате производило впечатление, в том числе и картина модного французского художника, писавшего довольно мрачные индустриальные пейзажи. В комнате чуть пахло краской и теми ароматными антисептическими препаратами, которыми обычно дезинфицируют кабины воздушных лайнеров.
На улице снова пошел мелкий дождь. Я сидел и прислушивался, как дождевые капли бьются о стекла окон.
Вошла Элен, и на мгновение в гостиную ворвалось несколько тактов завывающей музыки.
Будь это Дебюсси, она оставила бы дверь открытой. Для Ирвина Берлина и для Дебюсси. На столе — роман Стендаля, а шкаф набит номерами журнала «Цирцея», специализирующегося на гороскопах и предсказаниях.
— Дорогой мой! — Я почувствовал на шее се легкие руки и уловил запах чистой кожи и свежего белья. Прошла еще секунда, прежде чем она выпустила меня из объятий.
— Какая ты бледная!
— Я еще не совсем оправилась, хотя чувствую себя значительно лучше.
— И похудела. Ты, наверно, потеряла несколько фунтов.
Элен нервно засмеялась.
— Это к лучшему, — проговорила она. — Налей мне рюмку вина. Я, пожалуй, прилягу на кушетку.
— Ты и в самом деле болела? Горничная передавала тебе, что я раза два звонил, когда ты спала?
— Да. И спасибо за цветы. Обожаю красные гвоздики, они чудесны. Сейчас я, в сущности, совсем здорова. Вот только еще не совсем уверенно стою на ногах. То же самое со мной было в прошлом году. Ведь, правда, забавно, что со мной это происходит в одно и то же время года?
