Двигатель работал ровно и монотонно. Шум его гулким эхом отзывался в настороженном осеннем лесу. Катер уверенно бежал по реке. Костя безошибочно угадывал русло, избегал отмелей и подводных коряг.
— Понимаешь, Костатин, я более двух десятков навигаций закрыл, — говорил Буркин, прочищая ружье от смазки. — Привычку имею к последним рейсам. Вот прикинь, до города сколько можем плыть?
— Ну, как всегда.
— Э-э, нет. Вместо двух дней можем плыть четыре, а то и неделю.
— Как так?
— Ведь двигатель может отказать.
— Может, конечно.
— Все лето не можем без единой поломки плавать…
— Все бывает, — согласился Костя.
— Во-во, а в низовье я такие места знаю, что тебе, сыну охотника, и не снились!
— Какие такие места?
— Где что водится — увидишь, зенки на лоб полезут!
Эх, да ты неспроста пушку-то купил, подумал Костя. И сети, выходит, не зря припас для последнего рейса. Напоследок похозяйничать решил в низовье. И он впервые почувствовал острую неприязнь, почти ненависть к своему капитану и неосознанно отодвинулся от него. Он невольно насторожился и боковым зрением следил теперь за Буркиным, словно тот собирался напасть на него с новой «пушкой».
— Вообще-то, Костатин, хочу рвануть на нефть али газ.
— Кем, куда? — спросил Костя, чтобы не так тягостно было от молчания.
— Дизелистом, к примеру, на буровую.
— Что, тут плохо?
— Знаешь, лес уже не в цене. Лес это что утлая лодчонка в луже, а нефть — это сила! Почему все на нефть перекинулись? Нефть это как крейсер, который любой океан переплывет!
«Сам-то всю жизнь по луже плавал и ничего!» — подумал Костя.
— Все сейчас плывет нефтяникам, все для них!
«Каждому свое: кому лодчонка утлая, кому крейсер!» — подумал Костя.
— Опять же бабки им отваливают не считая!..
«Это главное для тебя, капитан!»
— Хоть, и тебя возьму на буровую, Костатин?
— Зачем?
— Станешь там моим помощником. Дизелисту это положено.
— Что нам делать на одной буровой… вдвоем?!
— Как что?! — не понял Буркин. — Станем вкалывать. Держись за капитана, не пропадешь!
— Верно, с тобой хоть не утонешь, — ехидно заметил Костя.
Капитан был занят ружьем и не обратил внимание на интонацию своего напарника.
— Знаешь, почему я взял тебя на катер? — спросил Буркин.
— Нет, не знаю.
— У тебя совесть добрая, как у хорошо отлаженного двигателя.
— Как это… добрая совесть?! — удивился Костя.
— Зазря не обидешь человека, не умеешь пакости делать…
— А если ты ошибся, капитан?
Буркин оторвался от ружья и медленно повернул свое неподвижное немое лицо в сторону собеседника. Его холодные колючие глазки впились в Костин подбородок. И тому рулевая рубка показалась вдруг тесной и неуютной. Капитан молча смотрел на Костю, словно хотел убедиться, что это не кто иной, а его подчиненный, с которым плавал все лето. Наконец на его лице появилось что-то похожее на улыбку и приглушенно ласковым голосом выдохнул:
