Однако Соединенные Штаты, несмотря на огромную финансовую и материальную помощь союзным войскам, по-прежнему не вступали в войну, и американский президент Франклин Делано Рузвельт всячески избегал столкновений с Гитлером и его, казалось, непобедимой военной машиной.
Между тем, в Испании диктатура Франко откровенно тяготела к фашистскому режиму, но при этом тоже сохраняла нейтралитет в страшной войне, успевшей охватить всю Европу. Этой захолустной стране, где жестоко правили победители в гражданской войне, приходилось делать вид, будто она не замечает, что происходит к северу от Пиренеев, погрязнув в послевоенной разрухе, оказавшейся для нее страшнее самой войны. К нищете и голоду добавились и репрессии фашистов, которые безжалостно расправлялись со всеми, кого подозревали в симпатиях к республиканцам.
Задолго до этого, еще до окончания гражданской войны в Испании, побежденные, разочарованные, брошенные своими соотечественниками и отверженные правительством, заклеймившим их как сторонников коммунизма, почти все уцелевшие бойцы бригады Линкольна вернулись в Соединенные Штаты в надежде начать новую жизнь в роли мирных граждан.
Почти все.
21 ноября 1941 года
Асинарский залив
Север Серденьи, Италия
Легкий северный ветер поднимал рябь на спокойном море, небольшие волны бились о правый борт суденышка, на его палубе ждали два человека, закутавшись в куртки и облокотившись на планширь. Ночь была безлунной, и звезды протянулись до невидимой линии горизонта и еще дальше, отражаясь от вод Средиземного моря, как будто им не хватало места на небе и они решили завладеть еще и морями.
Стоявший справа тонул во мраке, почти в полной темноте, лишь судовые огни немного рассеивали ночную мглу, при среднем росте он отличался довольно крупными габаритами. При ближайшем рассмотрении можно было бы заметить, что он одет в поношенное синее пальто и шерстяной берет с изящной кисточкой, из-под которой выбивались каштановые волосы, уже начинающие редеть на макушке, что восполнялось пышными бакенбардами, переходящими в густую бороду на добродушном и кротком лице. Вернее, оно казалось таковым — благодаря печальным серым глазам и толстым щекам, однако сжатые в жесткой иронии губы, словно он что-то скрывает, говорили о том, что этот человек вовсе не так прост.
Тот, что стоял рядом, был, напротив, высок и худощав, в кожаной залатанной куртке со следами споротых нашивок и знаков отличия. Он спрятал ладони в рукава, чтобы согреться. Его внимательные глаза медового цвета, казалось, видят в темноте лучше кошачьих, а крепкие челюсти с играющими на них желваками говорили о решительном характере. Картину довершал шрам на левой скуле. Шрам этот он получил в портовом кабаке, защищая честь некой дамы, кто-то рассек ему щеку разбитой бутылкой. Даму, кстати говоря, на самом деле не слишком беспокоило ее доброе имя, тем не менее, она щедро отблагодарила за каждую каплю пролитой за неё крови.
