— Но ведь это правда. К тому же Виго намного чище, — продолжал он, пиная кучу мусора. — Когда-нибудь мы туда поедем, и вы сами увидите.
— Для меня здесь еще и слишком шумно, — заметил Сесар, осматриваясь. — Я предпочитаю местечки поменьше и поспокойнее.
— Ну да, ты же вырос в рыбачьей деревушке, любовь моя, — улыбнулась его жена. — Если вокруг тебя соберётся с десяток человек, ты уже нервничаешь. Хотя, если хочешь знать мое мнение, то самый красивый город в Европе — это, конечно, Ницца.
Капитан на ходу повернулся к ней.
— А мне здесь нравится, — признался он, обводя пальцем вокруг. — Мне кажется, есть в Барселоне нечто особенное, и думаю, когда она выберется из этой ямы послевоенной разрухи, то станет очень даже приятным местом.
— Да ладно тебе! — фыркнул в ответ галисиец. — Ты же сам в это не веришь.
Через несколько метров они наткнулись на пару жандармов в треуголках, с винтовками за плечами и с большущими усами, они с подозрением и грубо потребовали предъявить документы. Потом четверка завернула за угол и добралась до «Кораблекрушения» — забегаловку, в которую они посещали каждый раз, оказавшись в городе, это стало чем-то вроде религиозного ритуала.
На самом деле это было убогое, грязное и захламленное местечко, как и остальные поблизости, с засыпанным опилками и окурками полом, громоздящимися у стен дубовыми бочками с вином и кучей пьяных завсегдатаев. Правда, здесь подавали щедрые порции закусок, а вино разбавляли меньше обычного, но самое главное — владел баром бывший боец-республиканец Антонио Роман, несколько лет назад сражавшийся вместе с Райли и Джеком у Бельчите.
— Вот же елки-моталки! — воскликнул он, едва они вошли. — Да это же гринго и галисиец! — повесив тряпку на плечо, он бросился им навстречу и заключил обоих в объятия. — Как же я рад снова вас видеть! — и, отступив на шаг назад, с упреком добавил: — Тысячу лет не заглядывали!
— Я тоже очень рад тебя видеть, Антонио, — ответил Алекс, горячо обнимая старого товарища по оружию. — Но ты же сам знаешь, дела не всегда приводят туда, куда бы хотелось.
Бармен, усатый мужчина среднего роста, в белой рубашке в разводах пота и фартуке, вероятно, когда-то тоже белом, серьезно оглядел объемистый живот Джека и с упреком хлопнул по нему ладонью.
— Черт, Хоакин, а ты ведь ещё больше растолстел. Вот уж не думал, что такое возможно.
— Да пошел ты! — ответил Джек, толкая его кулаком в плечо и по-прежнему улыбаясь.
— Ну что ж, — произнёс хозяин, глядя повару в спину. — Я вижу, на этот раз вы все же удосужились сойти на берег. Как всегда, рад вас видеть, сеньорита Дома, — с этими словами он галантно поцеловал ей руку.
